Турецкие народные сказки (второе издание)

«…после долгого пути приезжает он в страну падишаха пэри. Перед ним проходит равнина, которую не перевалить каравану, выступают горы, которые не перелететь птице; виднеются ущелья, по которым змея не протащит свои кишки. Мальчик, отдавшись на волю аллаха, едет потихоньку и попадает в такую долину, в которой и глазу не видать и следа не отыскать. Посреди этой долины — большой красивый дворец, а подступы ко дворцу захватила самка-дэв и спит» (сказка 43).

Вот описание кипарисового кладбища:

«…проходит через дверь пещеры: мрак, как в тюрьме; идет-идет — начал виднеться просвет, и дорога приводит его к кипарисовой роще, в которой каждый кипарис поднял голову до самого неба Ни ина, ни джинна, ни шороха, ни звука. Молодец идет-идет среди кипарисов и подходит к кладбищу, глядь! — а это не кладбище: стоят неподвижно без границ, без счета камни в образе человеческом, но это не камни — каждый из них был человеком и превратился там в камень» (сказка 43).

В заключение приведем характерное описание матери дэвов: «…вдруг является старуха в виде матери дэвов: волосы седые, глаза — дыры, брови дугой, из глаз пышет адский огонь, ногти длиной в два локтя, груди, что бурдюки для масла, зубы — как лопаты, губы, что лохань для стирки белья. Сама чихает, сопит, сопли подбирает, клюкой ударяет, паб учи за собой волочит, охает, задыхается, что говорит — не понять» (сказка 44).

VI

Композиция турецкой сказки в общем довольно проста [21]. Помимо совершенно необходимых повествовательных частей, которыми реализуется фабула, в сказке могут быть (а могут и не быть) отрывки, которые ничего не дают в смысле динамики, но способствуют литературной отделке сказки. Сюда относится в первую очередь прием описания, о котором мы уже говорили. К таким же «украшающим» элементам относятся присказки и концовки. Особенно часто такие присказки встречаются в начале сказки, о чем говорит Кунош в своем немецком введении к тому VIII фольклорной серии Радлова (стр. X). Там же приводится турецкое обозначение зачина сказки тэкэрлемэ, которое Кунош поясняет немецким эквивалентом spasshafter Mârcheneingang (шутливое введение в сказку). Шутливый тон этих зачинов является типичным. По содержанию они представляют собой рифмованный набор слов, составленный по известному принципу русских сказок «не любо — не слушай, а врать не мешай». Отдельные выражения зачина стереотипны и могут встречаться в разных комбинациях. Перевод подобного рода фраз должен, при всей их бессмысленности, передать некую иллюзию логичности, без которой этот набор слов утратит всякую художественную ценность. Естественно, что перевод подобных мест на другой язык представляет иногда весьма значительные трудности. Наш перевод[22] пытается передать как смысловое содержание присказки (со всеми его алогизмами), так и ритм и рифмы подлинника.

В томе VIII радловской серии Кунош поместил (отдельно от сказок) образцы таких тэкэрлемэ (стр. 182–184). Тэкэрлемэ не является обязательной принадлежностью сказки: в сборнике Куноша тэкэрлемэ очерченного выше типа имеют при себе не более десяти сказок. Однако в адакалийских сказках, которые записывались более совершенно, процент тэкэрлемэ выше; имеются они и в десяти сказках, которые записал и изложил В. А. Гордлевский («Этнографическое обозрение», 1911, № 3–4). Таким образом, здесь играет роль то обстоятельство, от кого и как записана сказка. В нашем сборнике наиболее сложные по объему и построению тэкэрлемэ имеются при сказках 3,9, 15,26, 27, 43, 77.

Если такими замысловатыми прибаутками начинается не каждая сказка, то в начале почти каждой (с присказкой или без нее) мы читаем специфические для турецкого сказочного фольклора слова: «Было — не было, а то-то и то-то…» Например: «Было — не было, а в прежние времена были две старые старухи» (сказка 72). Это «было — не было», которое по своему композиционному назначению соответствует русскому «жили-были», типично для турецких, крымскотатарских, туркменских, узбекских и многих других тюркских сказок.

Некоторые сопоставляют это с традиционным началом персидских сказок, которое иногда бывает таково: «Один день это было, а другой не было» [23] (В. А. Гордлевский, «Указатель», стр. 541).

В сказках полукнижного типа начало всегда другое и тоже стереотипное: «Повествователи событий и передатчики преданий рассказывают так, что…» (см. у нас сказки 22, 46, 54).

Не менее типичны для турецких сказок характерные концовки. После совершенно необходимой заключительной фразы («сорок дней, сорок ночей празднуют свадьбу») идет уже, так сказать, не деловая, а риторическая концовка. Концовки эти бывают различные по сложности и по наличию или отсутствию рифмующих частей. По содержанию они совершенно не связаны с фабулой и выражают иногда довольно неожиданные для читателя мысли. Вот несколько примеров:

1. «Они достигли своих желаний, достигнуть бы и нам!» (сказка 1).

2. «Они своей добились цели, а мы заляжем на постели!»[24] (сказка 6).