Турецкие письма

Из всего этого можно видеть, что язык у меня не стирается от разговоров, так что пускай уж перо стирается от письма, потому как времени у меня достаточно, и письмо мне — как разговор. Поговорим же немного как о городе, так и о здешних нравах. Город стоит на холме, место довольно красивое, но воду жителям приходится таскать издалека. Почему Яссы называют городом? Только благодаря пяти или шести убогим монастырям, иначе его, с его домишками, правильнее было бы называть деревней. Торговлей занимаются евреи и армяне, хотя будь здесь постоянные правители, которые думают о пользе страны, то можно было бы развернуть большую торговлю, гораздо живее и больше, чем в Бухаресте. Где найдешь землю красивее и лучше, чем здесь? Все, что земля родит, здесь лучше, чем в других местах, — разнообразные плоды полей и садов. Где увидишь лучшую скотину, чем здесь? Где еще можно есть такую вкусную говядину? Вино здешнее можно ставить на любой стол, котнарское же вино[484] и женщины с удовольствием и приятностию могут употреблять. Но жители здесь — как дикие звери, чудесную плодородную землю оставляют пустовать, а сами живут в лесах. Бояр здесь немного, хорошо, ежели десять или двенадцать настоящих, а остальных и в расчет не стоит принимать. Конечно, они находятся в составе турецкой империи, но живут под игом грека[485]. Самые главные должности, да и не самые главные, а все, что повыше и позначительнее, принадлежат грекам; князь тоже всегда из греков, и он покровительствует своей нации, и доверяет им больше, и с боярами делает, что хочет. Взять хотя бы того, кто здесь сейчас главный военачальник, который приказывает всему войску? Младший брат одного богатого скорняка грека[486] и остальные бояре должны склонять перед ним колени и голову. Но какое мне дело до всего этого, когда должен я в большой тоске есть свой хлеб и пить котнарское вино?

Здесь, что ни день, много дурных вестей, москаль приближается к Хотину[487], все дрожат от страха и готовятся. Господь да позаботится обо мне, Он знает, зачем меня сюда привел. Намедни проезжал здесь москальский посол, который едет в лагерь великого визиря. Я тоже был у господаря, попрощался с ним, потому как вчера он с большой помпой выступил отсюда со всем своим войском. Но что это за войско! Его и войском-то не назовешь: скорее сборище пастухов и виноградарей. С ними — паша, у которого сорок или пятьдесят солдат людьми, а все это войско насчитывает, ежели считать щедро, тысячи полторы человек. В последний раз везли стенобитные пушки, которые, если придется, можно заряжать и орехами. Словом, все они отсюда убрались, а я остался и могу делать, что хочу. Знаю я, господарь оставил насчет меня хорошие распоряжения и доверил меня каймакамам, а их здесь трое, все трое — здешние бояре. Один из них — начальник канцелярии. Нас они не защитят, так что, возможно, из Оросчика на нас нападут и однажды ночью застанут меня в постели. Не нужны мне такие одевалыцики. Остаюсь, милая кузина, твой слуга.

151 Яссы, 23 augusti 1739.