Турецкие письма

Неожиданная опасность для всего ордена возникла в лице двух храмовников, которые, будучи изгнанными из братства, пришли к французскому королю и выдвинули то ли ложные, то ли правдивые (сейчас этого нельзя знать доподлинно) обвинения против ордена. Главное обвинение заключалось в том, что, как они утверждали, от каждого рыцаря, принимаемого в орден, требовалось отречься от Христа и плюнуть на крест; кроме того, хотя они воздерживались от женского пола, в их среде царили всякие непотребства. Король, рассердившись на орден и по этой, и по другим причинам, сообщил все это папе. Но видя, что папа не спешит принять решение, тайно отдал приказ, чтобы в определенный день всех храмовников в стране схватили. Папа был очень недоволен действиями короля; но, созвав к себе около семидесяти храмовников, с удивлением узнал, в чем их обвиняют. Папа тут же отдал распоряжение епископам во всех странах, чтобы они тщательно расследовали это дело; те, изучив обвинение, повсюду обнаружили одни и те же грехи. Тогда папа созвал собор во Франции, во Вьене[270], и все отцы церкви пришли к выводу, что орден надо распустить, а имущество отобрать. Короли повсюду ревностно взялись за дело, и повсюду, едва ли не в один день, орден лишился своих богатств, а храмовников почти всех перебили. Таким образом, этот богатый и могущественный орден едва ли не за один день был стерт с лица земли. Об этом я читал несколько книг. В некоторых написано, что с храмовниками поступили справедливо; другие считают, что не нужно было так жестоко с ними поступать, не нужно было смешивать ни в чем не повинных рыцарей с грешниками, и думают, что так много врагов у них оказалось из-за их богатства. Что говорить, плохо ли, хорошо ли, но память о них осталась только в книгах. Даже в Венгрии можно увидеть разрушенные храмы, которые когда-то принадлежали им. Но я не знаю, почему венгры называют их красными монахами, потому как они монахами не были и одежда у них не была красной: это был военный орден. Но — пускай себе, мне не важно, как их называют. Словом, я послушался вас и изложил кратко их историю, как вы мне велели, а большего, милая, вы не можете от меня желать. Но вот что я хотел бы знать: были ли у них места обитания в Эрдее? Я думаю, не было. Больше я писать об этом не буду, потому как надоело. Напишу только, что здесь сегодня случилось землетрясение; будь я словаком, я бы сказал, что земля встряхнулась. Милая кузина, доброй ночи, и, как поется в песне, ежели ты любишь меня, то я люблю очень тебя.

72 Родошто, 12 aprilis 1726.

Милая кузина, писать мне нечего, и ежели я пишу, то для того лишь, чтобы показать вам: я написал бы, ежели было бы что, и чтобы вы не называли меня ленивым. Вчера получил я ваше письмо, полное благодарностей и похвал; хорошо, что вы не хвалите меня в глаза, потому как я бы упал в обморок от смущения. Вот уж не думал, что вы так будете благодарить меня за красных монахов; но это хорошо: в другой раз буду писать смелее, а немного смелости освежит мой разум.

У древних римлян военачальника, который проиграл битву, не только не покрывали позором, но даже хвалили и утешали, давая ему возможность отомстить неприятелю. Потому как не может же быть такого, чтобы человек всегда выходил победителем и всегда говорил только умные слова; каждому человеку полезно испытать и поражение. Какие великие поражения бывали у самых великих императоров! Император Феодосий Великий[271] за какое-то пустяшное дело велел казнить в Фессалониках две или три тысячи человек. Конечно, он об этом сожалел после, но мертвые от этого не воскресли. Что говорить, одно удовольствие — видеть, как этот великий император раскаивался в содеянном. Когда он собрался пойти в церковь на богослужение, святой Амвросий, архиепископ Медиоланский[272], остановил его в дверях церкви и не пустил внутрь, сказав: на твоих руках еще не высохла кровь невинных, а ты хочешь идти к святому причастию. Ежели ты следовал царю Давиду в грехах, то следуй ему и в раскаянии. Император, погрузившись в скорбь, пал на ступени храма и попросил архиепископа назначить ему пенитенцию, и тот на шесть месяцев отлучил его от церкви. И это — прекрасный пример, как для епископа, так и для императора.