Такой материал был подготовлен. Газеты писали обстоятельно, солидно и будто бы объективно. Первое: поездке генерала Фрунзе не следует придавать серьезного значения. Второе: он — уполномоченный Украины, но выбор пал на него как на представителя Красной Армии, единой для всех подчиненных Москве окраин. Это говорит о стремлении Москвы придать его поездке хотя бы видимость значительности. Третье: стремление к видимой значительности объясняется тем, что Россия по бедности не в состоянии реально помочь Ангоре, увлекшейся сумасбродным примером революции. Россия сама изнемогает в тисках голода и ждет спасения — иностранного капитала, концессий. Четвертое: Россия может предложить только большевистские свои идеи. Но они в последнее время, кажется, и в Анатолии не в ходу. Об этом говорит судьба турецких марксистов, жизнь которых оборвалась в Трапезундском порту! Пятое: Ангора, как видно, понимает никчемность приезда Фрунзе, но в роли гостеприимной хозяйки и чтобы вызвать ревность французских и итальянских полудрузей да насолить английскому и греческому недругам, находит выгодным приветливо улыбаться гостям. И шестое: но это не всегда у нее получается. В Трапезунде делегации Фрунзе оказан более чем холодный прием. Фрунзе прибыл инкогнито и скрывался, памятуя, как встретили здесь турецких марксистов. А в Чоруме Фрунзе оказался даже «почетным пленником». В довершение всего, переговоры отложены. А начавшись, вряд ли пойдут дальше внешних любезностей: дружба дружбой, а в карман не лезь…
— Ага, анализировать боятся, хватают по верхам и врут, — сказал Фрунзе. — Значит, наше дело обстоит неплохо. Если это понимаем мы, то понимают и турки.
Дежнов, как всегда, обеспокоен и недоверчив:
— Однако перелома в наших делах пока нет, Михаил Васильевич. Необходимо какое-то решительное действие.
— Ваши предложения?
— Послать телеграмму Мустафе в Конью!
— Получится вроде просительно, — заметил Кулага. — Куда лучше — выступить в газете с серьезной статьей по экономическим мотивам, доказывающей…
— Нет, не то! — отрезал Андерс. — К народу надо обратиться… Публичное выступление посла.
Фрунзе раздумчиво:
— Я уже это прикидывал… А решает ведь Национальное собрание… По-видимому, мне придется просить разрешения выступить в этом верховном органе…
— Да, хорошо бы, — согласился Дежнов. — Но возможно ли?
— Попытаемся… Речь подготовим крепкую. Откровенную… И еще с военными нужен контакт — они решают… Вместе разобрать военную проблему, и ничего лучше не надо. Как, товарищ Андерс?
Стемнело, вдали на склонах замигали огоньки керосиновых ламп. По улице, ведущей к резиденции, шел человек с палкой от собак. Уверенно приблизился ко входу, сказал часовому, что должен видеть Фрунзе. Часовой крикнул в открытую внутреннюю дверь:
— Товарищи, кто есть, подойди!
Вышел Ваня, осветил гостя электрофонариком. Человек зажмурил молодые живые глаза, гибко отклонился от луча света, поиграл палкой, повторил по-русски:
— Алдаш Фрунзе надо говорить.
Ваня впустил его, позвал Кулагу. В сенях оглядели:
— Оружие имеешь?
— Нет! — человек вывернул карманы.
Кулага постучал к Фрунзе:
— Михаил Васильевич, какой-то турок…
— А именно?
— Говорит: только алдаш Фрунзе скажу. Безоружен.
Кулага привел гостя в комнату и хотел было идти, но Фрунзе попросил Кулагу остаться. Гость недовольно, с обидой пожал плечами и заявил, что может говорить только наедине. И Фрунзе сказал:
— Извините, товарищ Кулага.
Кулага вышел. Гость оглянулся и затем уставился в лицо Фрунзе широко раскрытыми глазами:
— Я — коммунист!
— А звать вас?
— Не позволено говорить. Имя не должно называться.
— Почему же? — удивился Фрунзе.
— Потому что уважаемый Мустафа Кемаль, конечно, не любит коммунистов. И преследует их. Черкеса Эдхема изгнал…
Фрунзе насторожился:
— Вы пришли сообщить мне именно об этом?
— Ах, вы уже знаете о положении коммунистов? Я извиняюсь…
— Вы уполномочены вести со мной какие-то переговоры? Кем уполномочены?
— Нельзя говорить. Уполномочен, но нельзя говорить.
— Тогда пожелаю вам… — И Фрунзе крикнул: — Ваня, проводите!
— Нет, нет! Очень важное дело, алдаш Фрунзе, не прощайтесь со мной, — заторопился гость. — Деньги нужно!
Фрунзе подумал вдруг, что этот человек просто пришел вымогать… Фрунзе решительно поднялся. Но гость энергично остановил его:
— Нет, нет! Вы привезли много золота. Пожалуйста, надо помочь и нам. Деньги нужны, чтобы делать, — он так и сказал: «делать», — пропаганду.
«Откуда он знает про золото? Провокатор?»
— Если вас уполномочил какой-то комитет, то скажите прямо, и я тогда разъясню вам, что можно, а чего нельзя.
— Да… — помедлил гость. — Комитет…
— Что ж, — угрюмо сказал Фрунзе. — Изложите свою просьбу письменно, укажите лиц…
— Нет разрешения, — искренне ответил гость.
— Но еще и расписку нужно! — теперь уж усмехнулся Фрунзе, уверившись, что перед ним провокатор, и довольно глупый. Впрочем, такова природа провокации…
— Ах, как же это, — вздохнул гость, — паше столько денег, а коммунистам… Если б Эдхем-бею своевременно… Сильный был большевик…
Фрунзе откровенно рассмеялся:
— Паша дал расписку, а вы вот стесняетесь!