Турецкий караван

Сейчас опять появится Рауф, что ему нужно сегодня? Пятница, коминдел Юсуф устраивает прием в честь русского. Кемаль приехал, закрылся в кабинете. Рауф по-звонил — придет, надо поговорить, будет на приеме. «Может, лишь для того, чтобы высмотреть, кто как ведет себя, услышать, кто что сказал?» — подумал Кемаль.

Всем кажется, что он, Кемаль, железный, скала, организм без нервов. А у него внутри все дрожит, задерживается дыхание и шумит в голове, когда слышит голос Рауфа.

Кемаль шагал по кабинету, затем сел за стол и выпил минеральной воды… Охрана Фрунзе усилена. Переговоры идут к благополучному завершению, у противников все меньше шансов хитрым путем сорвать согласованность с Москвой, и у них остается путь насильственный… Что предпримет Рауф? Чего он хочет сегодня?

Популярен, опасно его открытое выступление в Собрании на стороне оппозиции. Кемаль удерживал его. Давал понять, что малейший выпад вызовет резкий контрудар, и последствия трудно предвидеть. Кемаль подавлял в себе яростное желание публично отхлестать этого аристократа. Чего же хочет он сегодня?

Кемаль встречался с деятелями Запада. Европа говорила о возможности больших денежных вложений, но за ее вниманием было высокомерие силы, превосходство пушки над голым кулаком. Уступки Буйона — ступени лестницы, по которой грабитель забирается в дом. Все пропитано ложью. Кемаль, однако, вынужден бесконечные часы вежливо, беседовать с благодетелями, чтобы они вывели свои войска, прекратили оккупацию, уничтожение селений, позволили бы Турции самой решать свои дела.

Ничего подобного в отношениях с Москвой. Он предугадал позицию Москвы и, как только турецкая нация взяла в Анатолии власть, направил письмо Ленину. Малая Азия встретилась с государством-другом. Неясно, как могло возникнуть такое государство, но вот — оно есть.

Карабекир, вопреки его, Кемаля, политике, развив бешеный шовинизм, сокрушив дашнаков, захватил было русскую Армению целиком. Турецкий народ обольщался этой ненужной победой, не зная, что агрессия Карабекира заставила Москву приостановить свою помощь Турции. Карабекира удалось, наконец, обуздать и спасти новую Турцию. Ныне вновь идут донесения Карабекира, что ему будто бы угрожает сейчас Красная Армия. Но в действительности такое возможно лишь в случае, если Москва видит угрозу со стороны Карабекира же и думает, что Турция сговорилась с Западом и намерена привести в действие Восточный фронт… Это — подлость Карабекира, и, несомненно, советский посол ее видит.

Приезд Фрунзе, конечно, честное мероприятие. Его беседы и речи показали — приехал друг. В Кемале все всколыхнулось. Без колебаний в генштаб позвал, раскрыл военные тайны. Проникся доверием, как только увидел этого голубоглазого человека и ощутил в нем честность новой России, услышал, как ясно и прямо он говорит. Его поведение, речь, реплика Рефету, немедленная телеграмма в Москву, предложение ускорить переговоры, чтобы скорее ехать и продвинуть дело помощи, — все говорило о том, что он, Кемаль, не ошибся.

Между тем Рауф, Рефет и Васыф нашли безрассудным приглашение красного в генштаб и, по-видимому, приняли меры, чтобы это доказать. Тревога не отступала, хотя и усилена охрана Фрунзе. Оппозиция бьет в сердце. Распространяет мнение, что, сама голодная, Москва все равно не поможет; что раскрытие секретов лишь вызвало зазнайство русского — хочет инспектировать армию, командовать, уже ездил на фронт. Одни так говорили, другие успокаивали: «Никаких секретов Гази не открывал. Вы знаете его, он всех водит за нос… Нельзя быть грубым с гостем. Уедет Фрунзе, приедет Мужен, и все пойдет как надо».

Эти разговоры если еще не дошли, то, несомненно, дойдут до Фрунзе. Конечно, он знает о статьях в «Илери» в пользу «старого друга». Это уже не слухи… Фрунзе видит, как иные деятели оппозиции открыто врут ему, Кемалю, в глаза, а он ничего не может поделать. К тому же Юсуф выставил ряд претензий, которые могут оттолкнуть Фрунзе. А вожди оппозиции — что они еще придумают для того, чтобы Собрание не утвердило договор с Фрунзе?

Кемаль видел многих деятелей Европы и Азии. Ни на одного из них Фрунзе не походил. Чувствовалось, что Фрунзе представляет ту новую благородную породу государственных устроителей, которые не поддаются личным обидам, не жаждут личной власти. В основе деятельности Фрунзе, чувствуется, лежат те высокие стимулы, которые заставляют и его, Кемаля, забыть себя ради дела независимости.

Что предпринять? Вновь направить в Москву телеграмму и ее текст показать Фрунзе? Кемаль вызвал адъютанта:

— Принеси копию предыдущей телеграммы. Адъютант принес, Кемаль перечитал:

«Тот факт, что правительство Украинской республики… послало к нам господина Фрунзе, одного из самых крупных, самых доблестных и героических командиров Красной Армии… вызывает особенно глубокое чувство благодарности…»