Турецкий караван

— Да, я знаю. В некоторых книгах говорится, что слой трупов мог быть не выше, чем поларшина, а султан был на лошади в два аршина вышины и не мог ладонью коснуться колонны на высоте десяти аршин от пола, где отпечаток. Но факт, что он ехал по трупам, доказан. А в пятницу, на третий день после взятия Константинополя, храм святой Софии турки уже превратили в мечеть, и султан с саблей в руке — с саблей! — взошел на мимбер — амвон и прочел молитву. Ничего себе, молитва с саблей! А тело императора Константина узнали по пурпуровым туфлям с вышитыми на них орлами. И между прочим, эмблема турецкого государства — полумесяц — принадлежит не туркам, а византийцам. Фатих лишь прибавил к этому знаку звезду.

— Вы всё хотите сказать, что султан Фатих — представитель турецкого народа, а жесточе его никого нет, — сухо проговорил Кулага. — Неужели вы думаете, что, например, римский император Константин Великий был гуманнее Фатиха? Ведь вы, наверно, знаете, что Константин, поверив наветам своей второй жены Фавсты, казнил своего сына от первой жены и двенадцатилетнего Ликиния, сына своей сестры. А когда раскрылась клевета Фавсты, он велел утопить жену в ванне из кипятка. Грабил города и губил жителей, не задумываясь. Чем этот Великий отличается от турецкого завоевателя?

— Я не знаю. Но Фатих был такой деспот, что когда ехал однажды, а навстречу — янычары, и стали просить у него подарка по случаю его восшествия на престол, Фатих в ответ стал давить их конем, потом подозвал начальников этого отряда и палачам приказал дать каждому начальнику по сто палок по пяткам. Без палачей никуда не ездил.

— Черт возьми! — озлился Кулага. — Вы настаиваете: народ и султан как бы на равных?

— Все там связаны Кораном, единодушны, — ответил Кемик.

— Глупости, — совсем нахмурился Кулага. — Чушь! Народ бессмертен, но разве вечен человек — султан и вообще султанат?

— Скорее земля начнет вертеться в другую сторону, чем Турция откажется от султана! — уверенно заявил Кемик. — В иное не верю.

— Но ведь фактически уже сейчас без султана живет? Правит Мустафа Кемаль, а не султан!

— А он возьмет да объявит себя султаном, когда победит. И будет султан Кемаль!

— Бред! У нас договор не с султаном, а с новой Турцией Кемаля.

— Я еще не убежден, и вы тоже не убеждены, что Кемаль не нарушит этот договор. Может быть, уже нарушил. Честно говоря, мне жалко мою Армению. Нарушит…

— Демагогия!

— Какая там демагогия. Просто душа болит. Моих братьев армян жалко. Армению жалко.

Уже за Доном, войдя однажды в купе, Ваня увидел Кулагу и Кемика будто каменных, у Кемика только все сжимались в кулаки и разжимались пальцы.

Сидят, не смотрят один на другого. Ладно, он, Ваня, с тем Хоромским не дружит. А эти ведь друг другу все-таки свои? Кулага отвернулся, роется в своем мешке. Войдя, Ваня намеренно весело сказал:

— Имею несколько вопросов…

— Ваня, ноги твои целую — отстань! Командующий поручил мне экономику изучить, а ты мне мозги забиваешь.

— Скажи только, Мустафа Кемаль женатый, дети есть? Сколько имеет жен?

— Приедем, спроси у него. Или вот у Кемика — он академию окончил. Правда, знает только то, что ему хочется знать.

— Ладно… — вздохнул Ваня. — Чудаки вы. Ну, скажи, Кемик, доложи, что в настоящий момент происходит в той самой Анатолии?

Кемик вскинулся, глаза сверкнули:

— Как всегда, гяуров ловят! Не знаешь?

— Как всегда, вы городите чепуху! — холодно заметил Кулага. Холодно и зло. — Я предупреждаю: вредную агитацию ведете!

— Где дверь мечети, не знает, а хвастается, что правоверный! — отчаянно парировал Кемик и сжался будто в ожидании ответного выпада.

Стало тихо. Кулага однако молча поднялся на полку и ни с того ни с сего запел:

Из множества фигурок
Понравился мне турок,
Глаза его горели, как алмаз…

И тут же оборвал:

— Вы, Кемик, не понимаете истинных причин несчастья одного народа — не понимаете! — и слепо оговариваете другой народ. Отвратительно!

Ваня решительно встрял:

— Стоп! Тормози, Игнатьич, не то сказал. Легко ли ему родных забыть?

Кемик пристально вглядывался то в Ваню, то в Кулагу. Ожидал: Кулага произнесет ли какую-нибудь глупость? Ваня с его чутким сердцем опровергнет ли нелепые домыслы Кулаги? Кулага явной глупости не сказал. Кемик печально обратился к Ване:

— Объясни, зачем Карабекир-паша держит такую большую армию на границе с моей Арменией? Как мне поверить паше? Как?

— А зачем станем особенно верить, если он такой? Чай Красная Армия и там сторожит. Ты пока не страдай. Спросим командующего. Я не знаю.

— А я знаю! Испытал на собственной шкуре. Мне жалко Армению. Больно.

— Ты, конечно, знаешь — испытал. Но мне командующий как-то объяснил: когда армянский народ восстал и сбросил этих дашнаков, армянский ревком позвал Красную Армию. Товарищ Калинин объявил, что раздавить трудовую Армению никому не позволим. Тут подошли части нашей Одиннадцатой армии…

— А что Карабекир-паша — перестал быть пашой Карабекиром? Как выгоняли его из Батума и моего Александрополя!

— Когда? — растерянно смотрел Ваня. — Кто?