Турецкий марш

– Одевайся! – приказала мне мегера. – И, когда оденешься, уходи. Ее величество больше не желает тебя видеть – ни здесь, ни где-либо еще. Могу тебе сказать лишь одно: благодари Бога, что ты сохранила невинность, в противном случае у меня были относительно тебя и другие инструкции.

Пока я натягивала на себя панталоны, меня поразила страшная догадка: не иначе как крестная приревновала меня к сэру Теодору. Но это значит, что… Я рыдала, пока застегивала юбку, бросала свои немногочисленные пожитки в мамин чемодан и под конвоем двух злющих уродок покидала Голландский дом навсегда. Зарядил мелкий холодный дождь, и, пока я наконец-то дошла до дома тети Клэр, промокла насквозь.

Тетя, увидев меня, стребовала еще один фунт (у меня их оставалось шесть и немного мелочи) и милостиво дозволила мне «на пару дней» поселиться все в той же каморке и вновь превратиться в служанку. Я с опозданием подумала, что дешевая гостиница стоила бы по шесть пенсов в сутки, и на этот фунт я смогла бы прожить больше месяца, даже с питанием.

А вчера утром послышался стук в дверь. Тетя отправила меня посмотреть, кто пришел.

На пороге стоял неприметный человечек.

– Мисс Мак-Грегор?

– Да, к вашим услугам.

– Я к вам по делу, – сказал он, не представившись. – Ее величество желает, чтобы вы срочно покинули Англию.

– Как это? – спросила я, удивленная таким неожиданным требованием королевы.

– Вот так. Получите двадцать фунтов, – он сначала дал мне на подпись расписку, в которой эта сумма почему-то была указана лишь цифрами, а не прописью, а потом отсчитал четыре бумажки по пять фунтов. – Не позднее завтрашнего вечера. Могу порекомендовать «Кларендон», он уходит в Гавр от Вест-Индского дока завтра в час дня, за одну гинею во втором классе, а оттуда вы сможете добраться до Североамериканских Соединенных Штатов. Билет второго класса из Гавра в Нью-Йорк стоит около двухсот пятидесяти франков, это десять фунтов. – И, приподняв котелок, странный визитер был таков.

Узнав об этом, тетя сказала мне:

– И правильно. Как сказал американец Бенджамин Франклин, рыба и гости начинают смердеть на третий день. Деньги у тебя есть, до доков как-нибудь доберешься.

Хорошо, подумала я, прибуду я в Нью-Йорк с четырнадцатью фунтами. Год или два сумею прожить, но попробую поскорее найти себе место. Говорят, там ценятся англичанки-гувернантки. Вот только жаль, что больше не увижу сэра Теодора… Будь он трижды фаворит моей крестной, но я все равно его люблю.

До дока я добралась на городском омнибусе – все дешевле, чем на кэбе, а скорость примерно та же, ведь и там, и там пассажиров везут лошади. И только собравшись встать в очередь за билетами на «Кларендон», заметила, что у меня в руке лишь ремешок от ридикюля: саму сумочку аккуратно срезали, то ли в самом омнибусе, то ли в толпе, в которой я оказалась после того, как сошла с него. Денег у меня теперь не было вовсе, разве что серебряная монетка в один шиллинг со следами моих молочных зубов, зашитая в мой корсет, – ее я хранила как реликвию… Не осталось и каких-либо бумаг, удостоверяющих мою личность.

Я пошла куда глаза глядят. Потихоньку толпы стали редеть; все еще сновали какие-то странные люди, но ко мне они никакого интереса не проявляли: идет куда-то небогатая барышня и пусть себе идет… Вскоре я увидела горбатый мостик над каналом. Я перешла через него и оказалась в районе, больше всего напоминавшем какой-нибудь Гринвич: маленькие домики, аккуратные мостовые, газовые фонари… Надо было поразмыслить, что делать дальше.

Прислонившись плечом к покосившемуся столбу, я начала мучительно размышлять. Ничего на ум не приходило – у меня не было ни денег, ни крыши над головой, ни друзей в этом городе, ни даже еды… Единственное, что приходило в голову, – попытаться продать что-нибудь какому-нибудь старьевщику и купить на эти деньги билет третьего класса до Эдинбурга, где у меня был троюродный дядя. Мне он не обрадуется, но на пару дней приютит.

И вдруг я услышала знакомый голос, заставивший меня вздрогнуть от счастья:

– Катриона? Это вы?

И еще через несколько секунд мою руку поцеловал тот самый сэр Теодор, которого, как я свыклась с мыслью, мне не суждено было больше увидеть. И то, как засияли при моем виде его глаза, стоило всего, что со мной произошло за последние три дня.

22 (10) ноября 1854 года.

Лондон.

Сэр Теодор Фэллон, превратившийся снова в Федора Филонова

Первым делом я помог Катрионе сбросить промокшее насквозь пальто и надел на нее свой честерфильд, после чего приобнял ее за плечи – она испуганно дернулась, видимо, подобные действия здесь считаются не совсем приличными, но потом вдруг обмякла и прижалась ко мне. Я улыбнулся ей и сказал:

– Мисс Мак-Грегор, нам лучше не стоять на одном месте. Позвольте ваш чемоданчик. Вот так. И пойдемте потихоньку, чтобы внимание не привлекать.

– Сэр Теодор, а что со мной будет? И с вами?

– С нами? – я подчеркнул последнее слово. – За нами сейчас придут. Кто, точно не могу сказать, но за то, что они нас узнают, ручаюсь головой.