Турецкий марш

Потом были ботинки – у них тут был еще и сапожник, которого хозяин кабинета привел из соседнего помещения. Потом меня долго и упорно измеряли, прямо как почтальон Печкин дядю Федора. И вот, наконец, мистер Голдстин (так, оказывается, звали портного) и мистер Джонсон (сапожник) выпроводили меня за дверь, наказав прийти завтра к девяти утра.

Викуля ко мне в эту ночь не приходила – не иначе как ейный Альберт явился не запылился и у нее было кого сексуально терроризировать. А я наконец-то выспался, насладившись сперва половиной принесенной мне бутылки хока за ужином – остаток я презентовал обслуживавшему меня йомену. А с утра еще раз прогулялся по замку, заглянув в помещения, расположенные парой этажей ниже.

То, что мне сделали Голдстин и Джонсон, иначе как чудом назвать было нельзя: и сидело все на мне как влитое, от кепки до ботинок. Я хотел им сунуть часть полученных мною денег, но они отказались, мол, все уже оплачено, а Джонсон присовокупил, что «мы с Мозесом (так, очевидно, звали Голдстина) выпили вчера на пару ваш хок и весьма вам за него благодарны».

Я пообещал им и далее делиться подаренным мне алкоголем, после чего мы расстались до следующего раза, который должен был наступить «послезавтра с утра».

Да, подумал я, жизнь-то налаживается… Но сообщить нашим надо. А потом будь что будет. Только вряд ли это получится сегодня, впрочем, провести рекогносцировку все же не помешает.

В дверь постучали. У входа в мое скромное обиталище стояли двое незнакомых мне мясистых йоменов с красными лицами – живая иллюстрация того, что такое количество говядины и ежедневные литры эля до добра не доведут…

Первый представился:

– Здравствуйте, сэр Теодор, меня зовут сержант Холмс.

– Хау ду ю ду, – сказал я, подумав про себя, что фамилия второго, вероятно, Ватсон.

– А это капрал Диринг. Мы будем вашими спутниками на прогулке. Одевайтесь, мы вас подождем внизу, у выхода.

Я надел свитер из шотландской шерсти, недавно подаренный мне Викулей, а сверху – мой новый честерфилд и кепку. Вообще-то этот поход в парк должен был быть ознакомительным, но, чуть поразмыслив, я сунул в один из внутренних карманов чековую книжку и конверт с ассигнациями и, подумав, добавил туда же бумагу, даровавшую мне титул баронета.

В другой карман я засунул аптечку, а в третий (всего их было четыре!) – все прибамбасы для Лизиного телефона, включая, естественно, и сам телефон. Потом, подумав, сунул в последний внутренний карман штук двадцать «изделий номер два», а в наружный на пуговицах – кошелек с мелочью, после чего вышел к своим новым спутникам.

Открылись ворота Тауэра, мы перешли через дорогу и вошли в парк. Он оказался крохотным, где-то, наверное, сто на сто метров. Ближе к середине и чуть слева до сих пор находилось место, где, как мне со смехом сообщил Холмс, «раньше рубили головы, а может, и опять когда-нибудь будут рубить». Вряд ли это было сказано в мой адрес, но прозвучало несколько зловеще.

Парк был окружен кованой оградой, выходов было три – к Тауэру, налево – в Сити, и открытая калитка прямо по ходу. Вокруг парка шла овальная дорожка, а рядом с тем местом, где находился потемневший от времени эшафот, была еще одна – в форме подковы.

По парку неспешно прогуливались джентльмены и леди в изысканных нарядах. Впрочем, многие из этих «ледей» по сравнению с моей Катрионой более напоминали ухоженных свинок, а другие – заморенных лошадей.

Мы уже успели осмотреть эшафот – Диринг с ухмылкой показал мне едва заметные пятна крови Саймона Фрейзера, лорда Ловата, последнего преступника, казненного на этом месте более ста лет назад (его приговорили к смерти за участие в якобинском мятеже), и мы отправились дальше по овалу дорожки парка. У противоположного от Тауэра выхода вдруг послышался оглушительный визг. Одна из почтенных матрон, выдавая на-гора неизвестно сколько децибел, показывала рукой в сторону открытой калитки, к которой сломя голову мчалась какая-то подозрительная личность.

– Мой ридикюль! Мой ридикюль! – орала она. Я инстинктивно побежал в ту же сторону. Чуть замешкавшись, йомены бросились за мной. Но, похоже, галлоны выпитого эля и огромное количество съеденной говядины сделали свое дело: бежали они не так уж и быстро, тяжело при этом пыхтя.

Человек, вырвавший у дамы сумку, побежал направо, но я успел заметить, как он перекинул ее поджидавшему у выхода сообщнику, а тот, чуть отбежав налево, отдал пас еще одному. Я побежал за этим третьим, который практически сразу же рванул направо, затем еще раз налево, опять направо…

И он, и я бежали практически бесшумно, в отличие от моих бифитеров, чьи шаги, напоминающие слонопотамьи, отчетливо слышались совсем в другой стороне – у меня сложилось впечатление, что они гнались за вторым мазуриком.

Когда я уже почти нагнал вора, тот швырнул ридикюль прямо в меня и помчался дальше. Я без труда его поймал (ведь столько лет играл в баскетбол) и с видом победителя «походкой пеликана» отправился обратно в парк.

Дама, увидев меня, запричитала:

– Спасибо вам, сэр!

Я с полупоклоном протянул ей ее имущество и спросил: