Вместе с ней мы добрались до заранее снятого моей бывшей возлюбленной укромного домика в предместье Лондона. Там мы с ней снова решили вспомнить былое и предались любовным утехам. Графиня убедительно доказала мне, что она осталась такой же прелестной и темпераментной, какой была восемь лет назад, когда я впервые ее увидел. Правда, тогда она была еще не графиней де Борегар, а простой актрисой Генриеттой Говард, которой приходилось жить на средства ее многочисленных любовников. Но тогда и я был еще не императором Франции, а всего лишь претендентом на трон, вынужденным скрываться от преследований французской полиции в Туманном Альбионе.
После того как мы вдоволь натешились, наскоро приведя в порядок себя и свою одежду, мы принялись обсуждать дальнейший план действий. Я хотел как можно скорее вернуться во Францию, призвать под мои знамена верные мне войска (а они должны быть – ведь не может же такого случиться, чтобы абсолютно все от меня отвернулись!), после чего свергнуть кузена-самозванца и снова стать тем, кем я и был – императором Франции Наполеоном III Бонапартом.
Но моя любимая Генриетта меня огорчила. Она располагала более свежей информацией о том, что происходило сейчас во Франции. С ее слов получалось, что мне просто опасно появляться на родине. Мой кузен уже успел короноваться в Реймсе, народ поддерживает его, а обо мне эти неблагодарные французы, которые еще совсем недавно славословили меня, говорят теперь разные гадости и грозятся прикончить, если я снова появлюсь во Франции.
– Луи, тебе надо будет на время где-нибудь отсидеться, – обняв меня, сказала Генриетта. – Я знаю французов: скоро они угомонятся, а еще через годик станут так же ненавидеть твоего кузена и с любовью вспоминать, как хорошо им жилось, когда ты был императором Франции. Вот тогда и стоит попробовать снова вернуться на трон.
– Милая, ты, как всегда, права, – шепнул я ей на ушко и поцеловал в разрумянившуюся щечку. – Только, как я слышал, эти русские варвары рыщут на своих ужасных кораблях вокруг Британии и захватывают все английские корабли, которые пытаются покинуть королевство. Я могу запросто угодить к ним в плен. И тогда я окажусь в руках русского императора Николая, который, возможно, и не казнит меня. Но отправит своего бывшего врага в свою ужасную Сибирь, где круглый год идет снег и где люди от холода превращаются в сосульки. А насчет других европейских стран… Вряд ли они захотят портить отношения с Францией, моя дорогая, и по требованию моего кузена передадут меня прямиком в лапы французского правосудия.
– А что, если ты на какое-то время укроешься в Североамериканских Соединенных Штатах? – спросила меня Генриетта. – Насколько мне известно, русские беспрепятственно пропускают корабли под звездно-полосатым флагом. Мне сообщили, что на днях из Бристоля собирается выйти в море быстроходный американский клипер. Я по телеграфу попросила забронировать в нем для тебя каюту. Это шанс выбраться из Европы и отсидеться в Новом Свете, дождавшись окончания боевых действий.
– Милая моя, – я восхитился умом и находчивостью свой любовницы, – ты просто молодец! Как жаль, что по своему происхождению ты не могла стать моей императрицей и я вынужден был жениться на этой надутой и тупой графине де Монтихо!
– А ты не видел сегодняшний «Таймс»? Там написали, что твоя дражайшая супруга объявила, что давно уже не живет с тобой, потому как ты развратник и извращенец, и что она подала на немедленный развод, – протянула мне газету моя Генриетта и добавила: – Вот видишь! Она тебя недостойна!
И я снова привлек к себе бывшую актрису, которую я сделал графиней, и мне опять пришлось расстегивать множество пуговиц и крючков на ее одежде. Но это занятие лишь усилило мой любовный пыл…
И вот я вдыхаю паровозный дым в поезде, идущем в Бристоль. На этот раз я путешествую в костюме добропорядочного британского буржуа. Подкладки на животе и боках сделали меня дородным и упитанным, а немного грима и румяна придали округлость моему лицу. Я стал похож на завзятого любителя ростбифов и светлого эля, причем настолько, что шпик у входа в Паддингтонский вокзал равнодушно провел глазами по моей фигуре, не обратив на меня никакого внимания.
У вагонов первого класса стоял еще один полисмен. Я еще раз мысленно возблагодарил Генриетту, которая на всякий случай купила мне билет второго класса и только до Бата – не исключено, что в Бристоле на вокзале может находиться такой же филер и он окажется более наблюдательным. А из Бата до Бристольского порта можно менее чем за час доехать на кэбе.
На всякий случай, усевшись на свое место, я снял цилиндр-шапокляк, сложил его и сунул в саквояж. Потом, зевнув и потянувшись, сделал вид, что мне ужасно хочется спать. Прикрыв лицо воротником пальто, я постарался изобразить человека, который крепко спит и мечтает лишь об одном – чтобы его никто не беспокоил.