Тургенев, сын Ахматовой (сборник)

Но все-таки она поняла, что ей не втиснуться в душу Михалыча, и мстительно заявила:

– Вчера слышала по телевидению: от икоты поцелуй помогает!

Вдруг Михалыч икнул. А Лена почувствовала, что не хочет ему помогать. Одно дело – мужик в телевизоре, ему чем угодно хочется помочь, а другое – сидит по эту сторону экрана, подвыпил и мучается. А вдруг он это делает, чтобы…

Дальше все произошло мгновенно: звонок, сквозняк, и человек в коридоре с сумкой на плече: «Вам привет от доктора Бранда!» Потом вспомнились только ярко-красные губы и какая-то подземная бледность. Этот длинный человек заструился, приподнялся над полом, снова вскричал:

– Системный массажер! Лечит – ну все! В расцвете лет – проблемы вдруг, но тут как тут Академия наук…

– А дорого?

– Всего тысяча двести рублей. Вот смотрите: я вставляю батарейки, их ресурс – на весь курс. Теперь подставьте руку! – послал он властный пасс и волшебной клешней массажера прикоснулся сначала к женскому, а затем к мужскому запястью.

И чудо-клешня стала посылать щекочущую дрожь. Они захохотали враз от этой техногенной ворожбы – и муж, и жена. Очнулись только тогда, когда массажер не работал, а торговец окончательно развеялся, предварительно побряцав ему одному видимыми орденами – «За поучение лохов».

О, тысяча двести! На них сколько же можно было купить! И заусенцы по одной стороне клешни простодушно говорили, что прибор даже не китайский, а изготовлен в подвале соседнего дома.

– Он с сумкой? – спросила Лена, хватая пальто.

Михалыч выскочил вместе с ней. Разговоры – это вдох! А дальше нужен выдох – задвигаться, воспылать, полететь, восстановить справедливость!

Они помчались вниз по раздолбанной лестнице, которая пыталась образумить бегущих и старалась подвихнуть их лодыжки. Надписи проносились снизу вверх: «Петька – лох, объелся блох, подавился и подох».

– Выбегаем из подъезда: вы направо, я налево!

– Лена, одна вы с ним не справитесь!

Выскочив из подъезда, с его творческими миазмами, сразу увидели зыбкую фигуру в перспективе сходящихся домов. Молча, по-волчьи, они бросились вдогонку. А он, сделав вид, что это не он, быстро спросил: «Где здесь пятый подъезд?»

– Возле четвертого, – тяжело дыша, ответил Михалыч.

Молодой дистрибутор увидел, что этот мужик похож на мафиози средней руки, и никуда не побежал, а только заблеял: «У меня мама больна!»

– Но ты-то сам пока еще здоров, – со значением сказал ему Михалыч. – Давай деньги! А твой чудо-массажер мы тебе вернем.

Отдав деньги, офеня двадцать первого века пошел за Леной и Михалычем как на веревочке.

Дальше наступил торжественный момент, похожий на картину Веласкеса «Сдача Бреды»: Михалыч величественно вручил хозяевам тысячу двести, они по-королевски брезгливо возвратили флибустьеру уральских просторов безжизненную черную клешню.

Огрызки эстетического чувства подсказали «истребутеру», как завершить ситуацию. Неизвестно откуда налившись силою, он промолвил сочными губами с видом богатого, щедрого родственника:

– Я к вам еще зайду. Попозже. – И исчез в теле Руси.

А Лена! Она стояла перед всеми, благоухая своими усилиями, и реки волос – что с ними сталось! Словно они пережили поворот рек.

После этого, само собой, выпили-крякнули.

– Есаул, саблю! – Михалыч боднул воздух лысой гофрированной головой.

Лена посмотрела на него с напряжением.

– Мы не алкоголики, хоть и выпиваем, – объяснил ей Михалыч.

– И не троцкисты, хоть и за справедливость, – подхватили хозяева.

Гоша, тогда еще не троцкист, защищал диплом о нашем всем. И сказал вместо «Александр Сергеевич Пушкин» – «Александр Петрович». Все! Оппонент кулем брякнулся на стол в судорогах смеха. Зал ученых людей начинал смеяться каждый раз, когда звучало «Александр»…

После этого Гоша твердо решил: он не будет Епиходовым, за счет которого все чувствуют себя полноценными.

Он почти незаметно отчалил от литературоведения: поступил в аспирантуру по педагогике, съездил в Бостонский университет по обмену, написал повесть об этом и опубликовал ее в журнале «Парма». Никто не отреагировал.

Тогда Гоша организовал свое издательство, и даже в мэрии кое-кто с заведомым теплом отнесся к новой фирме. Но надо было пару раз ритуально ударить челом то ли в направлении Госимущества, то ли… В общем, издательства у него уже нет, а есть работа в типографии, и платят неплохо.

И чего Гоше не хватает?

А Троцкому чего не хватало? Отец его был одним из немногих еврейских помещиков, детство Левы прошло в роскоши.

– Гоше не хватило терпения, – вещал отец алкоголика. – Уже все знают, что революционерам не хватало этой драгоценности – терпения.

– Слишком медленное развитие – тоже плохо, активным людям некуда сбрасывать свою силу. Царизм ну очень медленно эволюционировал… вот и получилась революция.

– Ну почему же история никого не учит?

– Учит, но только тех, кто хочет учиться.

Но вдруг все склубились в одно веселое тело. А-а-дин са-алдат на свете жил: красивый и а-атваж-ный…