Туристка

Юсуф принёс завтрак, поставил на стол и внимательно посмотрел на меня, прежде чем выйти за дверь: я благодарно улыбнулась — уже без прежней печали, и он понял: больше никогда не совершу подобного.

* * *

Прошёл ещё месяц…

Сорвав с календаря листок, болезненно скомкала его в руках.

— Декабрь. — С тяжким вздохом произнесла я.

Солнце вставало и садилось, ветер гонял по сухой земле песок, принося мне известия о том, что жизнь вокруг движется… у всех, кроме меня.

Рашид больше не приглашал меня в свою комнату. Отныне он стал осторожнее и поэтому приходил ко мне сам, но только по двум причинам — получить очередную порцию любви и обучать меня языку. К великому сожалению, в близости он оказался совершенно ненасытным, а моё нежелание не имело никакого значения. Имея ключ, он мог приходить тогда, когда ему хотелось.

Прогулок я лишилась. Каждый день, просыпаясь, я надеялась увидеть Юсуфа. Позже мне удалось узнать, что мой чудовищный супруг и враг в одном лице забрал у него ключ от моей комнаты.

— Сам о тебе позабочусь! Пока я дома, в слугах нет необходимости, — объяснил он, когда я проявила осторожный интерес к отсутствию прислуги.

Провожая взглядом томное оранжевое солнце, каждый вечер утешала себя словами Юсуфа: «Будем ждать». Теперь эта комната действительно стала тюрьмой. Однако и заключённым порой удаётся создать сложнейший план побега. Даже граф Монте-Кристо сумел вырваться из замка Иф. Так, значит, и я смогу найти выход! Насколько некоторые обстоятельства делают нас слабыми, настолько мы способны противостоять им и сделать себя сильными. Мне пришлось поработать над собственным разумом. Я говорила с собой, внушала верные мысли, строила свой внутренний стержень заново, ведь его безжалостно сломали. Такой подход действительно работает, но только до тех пор, пока есть надежда!

Наблюдая за Рашидом, вспоминая его преступления и отношение ко мне, поняла: он болен. Если Рашид кого-то ненавидел, он просто желал его уничтожить, используя подходящую возможность. А те, кого он любил, становились «пленниками» его ненормальной, безумной привязанности, превращаясь в безмолвных игрушек, которым запрещено говорить о прошлом и грезить о будущем. Позволялось иметь только настоящее, в коем мог существовать лишь он один.

Я не видела никого и ничего, кроме его проклятого лица. Встречаясь с ним каждый день, ощущала самое невыносимое — безумное одиночество. Стоя у распахнутого окна, я представила Уильяма и всех своих родных, и мои руки задрожали от сильного желания видеть их рядом, хотя бы на портретах.

— Мне нужно нарисовать их! Каждого! Я должна смотреть на них, чтобы хотеть жить! — приказала себе. — Рашид! — мой крик у двери был услышан, так как он вошёл в комнату через несколько минут.

— Что случилось? — спросил он, но уже по-арабски. Английский с каждым днём постепенно уходил из нашего общения, и Рашид надеялся, что вскоре он не понадобится.

— Мне нужен новый карандаш, — я протянула почти исписанный старый обломок графита.

— Хорошо, — он вышел и вскоре вернулся с двумя новыми. — Что ты будешь рисовать?

— Розы, которые цветут под моим окном. Хочу успеть, пока не исчезли цветы.

— Лучше изобрази их медленную смерть. Думаю, в этом есть нечто прекрасное.

— Ты считаешь смерть прекрасной?

— Конечно! Только она определяет ценность жизни.

Для того, чтобы моя ложь превратилась в правду, пришлось рисовать розы на самом деле, дабы скрыть за ними истинный труд. Будто боясь не успеть, я быстро выводила карандашом дорогие моему сердцу черты. Уильям снова «ожил». Затем появились портреты мамы, папы и сестры. Слёзы печали сменились слезами радости, и мне показалось, что теперь я не одна. Я буду сражаться за жизнь до самого конца! Ничто не способно сломить волю человека, пока в нём есть хоть крупица надежды. Юсуф вытащил меня из самой пропасти — не позволил пасть в безмолвную темноту, из которой уже не вернуться. И в ту минуту дала себе и ему слово, что не посмею прыгнуть туда снова.

Я прятала бесценные образы родных в большой папке среди чистых листов, оставляя на мольберте незаконченную картину увядающих диких роз.

— Ты ещё не закончила? — строго заметил Рашид, рассматривая бесцветные очертания.

— Это трудная работа, к тому же, мне некуда спешить.

— Даже мой портрет ты написала быстрее.

— Да, потому что ты сидел передо мной. Если бы я могла рисовать розы прямо в саду, я бы уже давно закончила.

— Ты хочешь рисовать в саду, Айлин? — с насмешкой ухмыльнулся он.

— Разве я смею просить об этом? — Сделав паузу, внимательно всмотрелась в его глаза. — Ты не позволяешь мне выйти на прогулку даже с тобой! Я хотела мира, но ты так жесток… Полтора месяца я не покидала этих стен. Рашид, ты говоришь, что любишь меня, говоришь это каждый день, а сам не веришь мне. От этой мысли становится больно.

— Я не хочу тебя ни с кем делить, даже с этим миром!

Моя рука гневно сжала карандаши от желания воткнуть их ему прямо в шею!

— Понятно. Рашид, купи мне краски, пожалуйста. Эти розы никогда не станут похожими на настоящие, пока лишены цвета.