Туркестанцы

Немного передохнув и подтянув отставших, полк снова пошел, вернее, пополз вверх… Подъем стал еще круче: бойцы карабкались, держась за хвосты лошадей, или, наоборот, вытягивали своих коней за повод — снег между камнями бывал так глубок, что кони проваливались по седла. Сильнейшие порывы ветра несли мелкую ледяную пыль, и она со страшной силой била в лицо, в кровь рассекая кожу. Но полк продолжал упорно подниматься к перевалу, растянувшись чуть ли не на два километра. К пятнадцати часам полк, вернее, те, кто шли впереди, были в 200–250 метрах от вершины. Но это были уже не люди, а тени… Полк встал… Командир полка Лавиновский, все время находившийся впереди, желая ободрить бойцов, с криком «ура» бросился к вершине. За ним побежало еще несколько человек. Но не сделали они и десятка шагов, как командир полка провалился по грудь и уже не имел сил выбраться из снежного месива. Попытка преодолеть перевал сорвалась… А ветер все усиливался и не давал ни говорить, ни дышать. Люди как попало валились на снег. Лошади, шатаясь от усталости, еле держались на ногах. Некоторые из них ложились и не хотели вставать, а у бойцов не хватало сил, чтобы поднять их. Оставаться на месте в изорванном обмундировании было невозможно. Приказано было начать спуск. К девятнадцати часам полк возвратился в кишлак Аучи[28].

Неудача постигла и 5-й кавалерийский полк, пытавшийся выйти на перевал Шахристан. Халбута укрылся в неприступном горном гнезде — Матче — и стал готовиться к новым набегам. Уже в начале января 1923 года он вторгся в Самаркандскую область.

В это время штаб 1-й отдельной Туркестанской кавалерийской бригады находился в Самарканде. В начале октября 1922 года сюда прибыл и вошел в состав бригады 3-й кавалерийский Бальджуанский полк. 1-й Алайский и 2-й Гиссарский полки по-прежнему находились в Восточной Бухаре.

Командир 13-го стрелкового корпуса Лиссовский приказал моей бригаде закрыть все выходы из Матчи в Пенджикентскую долину. Для выполнения этого рас-поряжения у меня был только Бальджуанский полк[29], но моральные и боевые качества его были столь высоки, что большего трудно было и желать. Личный со-став — семиреченские казаки, привычные к действиям в горной местности, — прошел хорошую боевую школу и был прекрасно подготовлен для выполнения поставленной задачи.

Получив мой приказ, командир полка Деларм (бывший командир 1-й бригады 11-й кавалерийской дивизии) выслал к горному проходу один эскадрон. Командир эскадрона Строганов в свою очередь направил в кишлак Миндона один взвод с пулеметом, поручив ему охрану прохода.

Халбута, узнав, что в кишлаке Миндона стоит небольшой отряд, спустился со своей бандой из Урмитана вниз по реке. Командир взвода Лобов встретил бас-мачей на окраине кишлака пулеметным огнем. Весь день шел неравный бой. К ночи басмачи окружили кибитки, в которых укрылись бойцы, обложили глинобитные стены камышом и подожгли. Чтобы заставить красноармейцев покинуть укрытия, басмачи бросали в огонь куски кошмы и всякое тряпье. Бойцы задыхались от едкого дыма. Во взводе было много раненых. Лобов приказал бойцам прорываться через улицу в соседний двор. Басмачи набросились на бойцов, но нескольким красноармейцам все же удалось добежать до укрытия, и Лобов организовал здесь круговую оборону. Красноармейцы мужественно отбивали атаки басмачей, не подпуская их к дувалам.

На исходе второго дня в Пенджикент к командиру эскадрона пришел узбек. Халат на нем был изорван, лицо в крови. Он что-то говорил по-узбекски, с трудом шевеля распухшими губами. Командир эскадрона Строганов уловил знакомое слово «Миндоу» и понял, что речь идет о кишлаке Миндона, в котором был взвод Лобова. Об остальном нетрудно было догадаться по растерзанному виду рассказчика.

Через несколько минут поднятый по тревоге эскадрон мчался по дороге из Пенджикента. Рядом с командиром эскадрона скакал узбек, знаками показывая до-рогу. К вечеру подошли к кишлаку и с ходу атаковали ничего не подозревавших бандитов. Пользуясь быстро наступившей темнотой, Халбута покинул кишлак и ушел в Матчу.

Двое суток 28 бойцов Лобова выдерживали атаки басмачей. Никто за это время не сомкнул глаз. Не было ни воды, ни пищи. Когда появился эскадрон, во взводе оставалось 2–3 патрона на винтовку. Так благодаря самоотверженности дехканина Али Усманова были спасены бойцы Лобова.

Как только Халбута ворвался в кишлак, басмачи начали избивать дехкан, сочувствующих Советской власти. Али был схвачен и избит до полусмерти. Когда к вечеру он очнулся, в кишлаке слышались стрельба и крики басмачей. Али понял, что взводу кизыл-аскеров угрожает смертельная опасность. Едва держась на ногах, он выбрался из кишлака, поймал пасшуюся на лугу лошадь и на другой день прискакал в Пенджикент.

Однако в донесении командира полка Деларма подвиг 28 бойцов и бедняка дехканина выглядел совсем иначе. Деларм обвинил Лобова в трусости и потребо-вал отдать его под суд за то, что бойцы, покидая горящие кибитки, бросили лошадей. Командующий фронтом Корк поверил донесению командира полка и приказал судить Лобова.