Турмалиндэ (СИ)

Выйдя к кузне и обнаружив возле нее какое-то скопление народу и доносящийся оттуда музыкальный стук молота, Индурэ подошел разобраться — и не успев даже рта раскрыть, получил ответ на оба кузнечных вопроса.

Про последний вопрос рассказала мятая и грязная кожа на столе, к которой была рыбьей косточкой пришпилена береста с угольной надписью «пять дюжин наконечников». Под нею оказались аккуратные свертки с написанными числами.

А на первый вопрос ему ответило происходившее чуть дальше чудное зрелище, согревшее хозяйственное сердце Индурэ — кузнец, своими ручищами бережно выстукивающий новый, светлый и гладкий щит из цельного металла.

Позволив себе несколько мгновений порадоваться, Индурэ все же озадачился. Если Ангамайтэ сумел выплавить побольше металла и решил создать еще такие щиты — почему не предупредил? Щит подобного веса мало какому воину подойдет, да и расход драгоценного металла велик, еще не время устраивать такую хозяйственную самодеятельность. То есть бесхозяйственную. Неужели трудно подождать пару лет, пока не найдут руду побогаче? Или пока не проверят находку Ольвен.

Среди тех, кто толпился возле кузнеца, Индурэ с удивлением приметил митрим в серых плащах и даже парочку эльда из Третьего дома. С чего бы щиту удостаиваться такого внимания?

Затем он окончательно перестал понимать, что происходит, потому что Железная Рука достал второй щит, весь покрытый вмятинами, и начал соединять их ободами в подобие огромной железной чечевицы.

— Ангамайтэ, ты какого барлога тут творишь? Или вытворяешь? — вопросил Индурэ голосом не менее железным, чем те наконечники. На его глазах творилось чудовищное безобразие — четыре-пять возможных мечей, не меньше, подвергали превращению во что-то несообразное и совершенно бесполезное в бою!

Рослый кузнец смутился как ребенок, которого застали за рисованием кривых лошадок на стене любимой маминой комнаты. И прежде, чем он успел что-то ответить, выскочила Ольвен, конечно же.

— Если ты вот прямо сейчас немного подождешь, ты все узнаешь! — сказала она, взмахнув рукой и сцапав военачальника за рукав. — Помнится, ты хотел железную руду посмотреть?

И быстро-быстро потащила Индурэ в дом, продолжая рассказывать, какую замечательную руду она отыскала.

Он даже не понял в тот момент, почему смирился и позволил себя увести. Нехватка руды, оружия, кож, домов и крыш бушевала внутри и требовала немедленного ответа — а он пошел. Должно быть, слова «замечательная руда» и «богатое месторождение» нашли созвучие внутри него и заворожили.

А Веточка щебетала вовсю, раскидывая по столу бересту, разворачивая свеженарисованную карту Дрэнгиста, усеянную значками, разъясняя, какие богатые выходы железных руд там отыскались, и что серебряная руда там тоже есть, на другом берегу, пусть немного, но вместе с железом позволит вести достойную мену с местными эльда и даже для ювелиров, без работы тоскующих, хватит…

— Замечательно. Прекрасно. Чудесно, — сказал Индурэ, справившись с наваждением. — Ты мне еще долго будешь уши щекотать? Изволь объяснить, что за глупости вы тут затеяли и на что переводите сталь.

— Никуда мы ее не переводим! — отрезала Ольвен. — Сами добыли руду сверх условленного, металл братец сам обработал. Щит его собственный был.

— Тогда вы переводите время. Особенно ценное перед холодами.

— Ты еще скажи, что время переводят, когда поют!

— Я просто хочу услышать ответ!

И тут Индурэ его услышал.

Металл вздохнул снаружи и попытался заговорить. Глубоким мягким звоном, не похожим ни на пение струн арфы, ни на голос металлической флейты, ни на колокол или гонг.

С невнятным выкриком, что-то про правильный резонатор, Ольвен выпрыгнула за дверь.

Выйдя следом, Индурэ увидел, как она выплясывает вокруг собравшихся, и мокрая листва летит у нее из-под ног веерами.

Положив стальную чечевицу на колени, Ангамайтэ осторожно охлопывал ее ручищами, иногда самыми кончиками пальцев, и та ему отвечает этим странным мягким звоном в разных тонах, иногда очень чистых и прозрачных, а порой — чуть глуховато или менее ясно.

Потом кузнец нерешительно и осторожно попытался сыграть простую мелодию, и стало ясно, что вмятин тут ровно по числу большого нотного строя. То есть, диапазон вышел у чечевицы небольшой, ничего сложного здесь не взять. Но вот сам звук…

Под этим мягким звоном крыши, кожи, срубы и руды, бурлившие в голове Индорэ, тихонько выцвели не то сделали пару шагов назад, и перестали заполнять эту голову целиком.

Вот только про долг и дело забыть не хватало!

— Безумие какое-то… — пробормотал он.

— Безумие — это вообразить, что жизнь состоит из заказов на наконечники, кожи и срубы! — огрызнулась Ольвен, за один шаг перескочив от радости обратно к возмущению.

Один из митрим наклонился к чечевице и тоже попробовал сыграть на ней, только звук вышел тихий. Лесовику приходилось ударять с заметным усилием, и звук от этого странно обогатился теплым хлопком, на фоне которого звон показался еще нежнее и глубже.