Турне

Нужно же было показать умение обращаться. Помимо того, что эта девушка заслуживала благодарности, — эта редкая девушка, сердечный человек, попавший в отель в Драммен, как жертва произвола приезжих. Не родится больше таких женщин, раса их вымерла. Какую заботливость обнаруживала она до самого конца, узнав, что перед ней богач!

— Слуга отнесёт вам багаж.

— Не надо! Не надо! — отвечал я. — Чтоб не делать ей затруднений. Этот саквояж такой пустяк. И притом такой скверный саквояж. Я привык, чтоб он следовал за мной во всех моих литературных турне; я не хочу другого, это моя странность.

Но не помогли объяснения, слуга ждал внизу. Он пронизал взгдядом саквояж, когда я спустился. Ах, как может человек смотреть на саквояж и гореть желанием схватить его!

— Я понесу его, — сказал он.

Но разве я сам не нуждался в остатке денег? Мог я рассчитывать на прибыль от доклада? В виду всего этого, я хотел лично нести саквояж.

И всё-таки он был уже в руках слуги. Этот сверхзаботливый человек как будто не чувствовал труда, не думал о вознаграждении, он нёс саквояж так простодушно, как будто мог пойти на смерть за его владельцем.

— Стой! — вскричал я, останавливаясь. — Куда собственно вы несёте саквояж?

Он улыбнулся.

— Это вам самим решать, — ответил он.

— Это верно, — сказал я. — Это я сам решу. Это вам не по носу.

Я ни за что не хотел, чтоб он шёл дальше за мной; мы проходили мимо «номеров для приезжающих» и погребка, и я тут хотел остановиться. Но я не хотел иметь с собой человека из конкурирующего отеля; я хотел один войти туда.

Я вынул полкроны и дал слуге.

Он протягивал ещё руку.

— Я вчера тоже нёс ваш саквояж, — сказал он.

— Это вам за вчера, — ответил я.

— Я нёс его и сейчас, — настаивал он.

Сатана, он обирал меня!

— Вот и за это, — сказал я, бросая ему ещё полкроны. — И теперь, надеюсь, вы исчезнете.

Слуга ушёл. Но он много раз оглядывался и смотрел на меня.

Я подошёл к скамейке на улице и сел. Было слегка холодно, но, когда солнце поднялось, стало лучше. Я заснул и спал довольно долго; когда я проснулся, люди ходили по улицам, и из труб шёл дым. Тогда я зашёл в погребок и условился с хозяйкой относительно помещения. Я должен был платить полкроны за ночь.

Выждав два дня, я опять отправился за город к ходатаю Карлсену. Он опять убеждал меня отказаться от чтения, но я был твёрд; между прочим, я заплатил уже за напечатание объявления в газете Аренцена о времени, месте и предмете чтения.

Когда я захотел заплатить за помещение, лишая этим себя последних денег, мне сказал господин Карлсен, этот удивительный человек:

— Это вы успеете и после лекции.

Я не понял его и был задет.

— Вы, кажется, думаете, что у меня нет восьми крон?

— Избави Бог! — ответил он. — Но, откровенно говоря, ведь не достоверно ещё, что вам понадобится помещение, и, может быть, вам не надо будет платить.

— Я объявил о докладе, — сказал я.

Он кивнул.

— Это я видел, — ответил он. Минуту спустя спросил он:

— Вы будете говорить, если придёт не более пятидесяти человек?

В глубине я был обижен, но я подумал и сказал, что хотя пятьдесят человек не большое собрание, но я буду говорить.

— А для десятерых вы будете говорить?

Тут я рассмеялся громко.

— Нет, уж простите. Всему есть предел.

Больше мы не говорили об этом, и я заплатил за павильон. Мы начали говорить о литературе. Ходатай представлялся мне не таким безнадёжным, как при первом визите, он был интересующимся человеком, но его мнения казались мне малоценными в сравнении с моими.

Прощаясь, он пожелал мне иметь значительную аудиторию на завтрашнем докладе.

Я пришёл домой, в погребок, исполненный лучших надежд. Всё было теперь готово к сражению. С утра я приговорил человека за полторы кроны обойти город и рассеять мои пятьсот визитных карточек; событие было теперь известно во всех домах и лачугах.

Я пришёл в возвышенное настроение. Мысль о важном предстоящем мне событии делала мне неприятным погребок с его грубой публикой. Всем хотелось знать, кто я и зачем я тут. Хозяйка, сидя за прилавком, объясняла, что я учёный человек, учусь и пишу целый день, и благодаря ей меня не замучили расспросами. Она оказала мне большую услугу. Народ, собиравшийся в это место, был в блузах с короткими рукавами, рабочий народ, голодный, забегавший в погребок перехватить чашку горячего кофе или кусок хлеба с маслом и сыром. Иногда они становились невежливыми и грубили хозяйке за сухари, слишком сухие, или яйца, слишком мелкие. Услышав, что я хочу читать в парковом павильоне, они осведомились о цене билета; некоторые выражали желание послушать моё чтение, но полкроны было слишком много, и они начали торговаться со мной из-за цены. Я решил не умалять своего достоинства перед этими людьми; им не хватало образования.