Читаем Turning against the self полностью

Анни улыбается и плачет, Лиззи гладит её по щекам и голове — что такое, моя любимая, ты чего — Лиззи смотрит по сторонам и снова на Анни, прижимается щекой к её груди, слушает её всхлипы.

Па о чём-то рассказывает — его обычно прорывает после игнора — а Ма и не слушает его, бросает хлеб в грязную воду, облокотившись на ограждение набережной. Па умолкает и тогда Ма просит сфотографировать её с уточками. Хлеб кончился, уточкам здесь уже неинтересно.

Анни трёт глаза до красноты — Лиззи всё ещё здесь, с ней, тёплая и расслабленная. Анни сглатывает, а потом говорит сквозь улыбку, что так сильно хочет трахнуть Лиззи по-настоящему, что так сильно хочет, что Лиззи, Лиззи. Лиззи, что скажешь?

Теперь Ма холодно — до мурашек — и она зовёт Па домой, и теперь она ему рассказывает, а Па вслушивается, напрягается, но понять ничего не может. Переспрашивает, а Ма говорит — вспоминай.

Лиззи молчит, Анни представляет, как она нелепо выглядит сейчас — с распахнутыми красными глазами и выжидающей улыбкой, Анни нужен поцелуй, Анни нужен чувственный поцелуй, чёрт побери, а Лиззи застыла, окаменела, о чём она там размышляет, ну же, пожалуйста. Сквозь непрекращающиеся гудки электрички Анни слышит обещание — Лиззи трахнет её первой.

Надо опять идти в магазин — две бутылки пива выпиты на набережной, Ма подождёт Па на улице, ей только шоколадку, Ма разглядывает кассиров сквозь мутную витрину — она не любит сама тратить деньги.

Лиззи смеётся, Лиззи облизывает губы — она знала, что ожидания сходятся, что желания сходятся, два года с первой встречи — зря потраченное время или нет, но как же хорошо было, а сейчас ещё лучше, моя Анни, ещё то и это — Анни как на глубине, звуков не слышно и движения замедлились. Люблю тебя.

<Вот, киткат для тебя> — Па выползает из магазина, отдаёт Ма шоколадку и они возвращаются домой, чтобы наконец-то посмотреть кино.

Анни проводит Лиззи — ещё немножко побыть вместе, а потом пойдёт к себе, спать совсем не хочется, будет кино или книга. Лиззи поддаётся эйфории, завтра понедельник, в школу они не пойдут, пойдут в кино часов в 12, Анни, Анни, моя любимая. Лиззи смеётся и задирает юбку — поцелуй на ночь.

Па и Ма лежат в постели, и вроде как уже был поцелуй формата спокойной ночи, но никто не спит. Слышно, как открывается и закрывается дверь — Анни дома. Ма не хочет секса, Ма лениво дрочит Па правой рукой. Па вялый, Ма смотрит в потолок, а он — в сторону. Па думает о том, что Пеликан уже мёртв, интересно, его так и похоронили со шприцем, застрявшим в мошонке? Сколько гноя из него вытекло на вскрытии — хватило, чтобы залить всю прозекторскую или только её часть? Па думает об Анни — сколько ей уже лет,

Анни запирается в ванной и дрочит на сегодняшнее фото лиззиной послеоргазменной пизды.

почему она не близка ни с ним, ни с Ма, а с другой стороны и хорошо — она такая самостоятельная, она, конечно, уже не ребёнок, подросток, девушка с сиськами и пиздой, привлекательная, хоть к чему-то Па вызвал у неё интерес — искусство — и нравятся им часто одни и те же вещи,

Анни потеет, вытирает пот с лица вещами из ведра для стирки.

воспоминания притупляются со временем или стираются совсем, какая она была и с кем будет? Па не видел её с парнем ни разу, неужели она ещё не начала, как бы узнать, спросить напрямую? Она ложится на чью-нибудь кровать, наговорили ей комплиментов — вот и легла, хорошо, если расслабилась,

Анни лежит на полу в ванной, такая же послеоргазменная, как пизда на фото в айдроиде.

да какие там оргазмы… Следующая мысль вполне реальна и отогнать её сейчас не получается — вот она сначала легла, а потом в неё тыкать будут. Лишать девственности. <Дефлорировать> — Па неразборчиво произносит это вслух, косится на Ма, она устала, целует Па — прости — и отворачивается к стенке.

Анни встаёт с пола, опираясь на стену, и жалеет, что в доме нет биде. Она прикрывает пизду рукой, чтобы не накапать на коврик, включает душ.

Па уже не несёт, а разносит — за дефлоратором придут другие и каждый её выебет, она же не будет к этому готова, она же

Анни готовится спать — всё-таки на фильм сил не осталось.

не останется безразличной и будет переживать. <На будущую боль я повлиять не могу>. Нет, так нельзя. <Она всё сделает сама>. Па трогает Ма за плечо — <Когда я был хорошим?>.

Когда я хороший?

Ма тяжело просыпается — она так и не отдохнула за выходные, так и не постирала трусы и лифчики — она ищет, роется в шкафу и не находит чистого белья. Ма не матерится — это для неё неприемлемо — и поэтому злится молча, берёт первые попавшиеся трусы Па и пишет ему записку — постирать её трусики и пижаму, крупными буквами поясняет, чтобы не вздумал стирать это со своими носками (и правильно — Па не сортирует вещи перед стиркой). Ма опаздывает, пока нагревается чайник, она успевает одеться и кинуть в рюкзак рабочие бумаги, насыпает в тамблер кофе и сахар, заливает кипятком, ставит на полочку в коридоре, ботинки, айдроид, деньги — и выходит из дома. О тамблере она вспоминает уже на работе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Героинщики
Героинщики

У Рентона есть всё: симпатичный, молодой, с симпатичной девушкой и местом в университете. Но в 80-х дорога в жизнь оказалась ему недоступна. С приходом Тэтчер к власти, произошло уничтожение общины рабочего класса по всей Великобритании, вследствие чего возможность получить образование и ощущение всеобщего благосостояния ушли. Когда семья Марка оказывается в этом периоде перелома, его жизнь уходит из-под контроля и он всё чаще тусуется в мрачнейших областях Эдинбурга. Здесь он находит единственный выход из ситуации – героин. Но эта трясина засасывает не только его, но и его друзей. Спад Мерфи увольняется с работы, Томми Лоуренс медленно втягивается в жизнь полную мелкой преступности и насилия вместе с воришкой Мэтти Коннеллом и психически неуравновешенным Франко Бегби. Только на голову больной согласиться так жить: обманывать, суетиться весь свой жизненный путь.«Геронщики» это своеобразный альманах, описывающий путь героев от парнишек до настоящих мужчин. Пристрастие к героину, уничтожало их вместе с распадавшимся обществом. Это 80-е годы: время новых препаратов, нищеты, СПИДа, насилия, политической борьбы и ненависти. Но ведь за это мы и полюбили эти годы, эти десять лет изменившие Британию навсегда. Это приквел к всемирно известному роману «На Игле», волнующая и бьющая в вечном потоке энергии книга, полная черного и соленого юмора, что является основной фишкой Ирвина Уэлша. 

Ирвин Уэлш

Проза / Контркультура / Современная русская и зарубежная проза