Турнир (СИ)

Увы, настоящую цену Габи Новак определяли не ум и не Дар, а социальный статус и внешность. Она была сиротой, выросшей в чужом доме из милости. У нее не было приданного, и она была слишком высокой для девушки и в добавок не блистала особой красотой. Во всяком случае, по мнению окружающих ее людей, Габи недоставало женственности и миловидности, под которыми понимались размер груди, ширина бедер и мелкость черт лица. Это не значит, что ее никто не хотел. Хотели, разумеется. Отчего не хотеть? Но вот жениться на ней никто бы не стал. Кроме разве что вдовцов с большим выводком прижитых с другой женщиной детей или стариков, для которых она при любом раскладе являлась лакомым кусочком. Эти уже начинали к ней всерьез присматриваться, пускали слюни и делали недвусмысленные намеки. Но, если так, - если или замуж за немолодого вдовца, или судьба наложницы при «добром» хозяине, - то уж лучше Тристан Мишильер с его более, чем странным, но сулившим хоть какие-то перспективы предложением.

Интуиция подсказывала, что колдун ей не то, чтобы уж вовсе беззастенчиво врет, но наверняка многого недоговаривает. Однако он предлагал шанс попытаться переиграть судьбу, а это дорого стоило. В конце концов, кто не рискует, тот не пьет шампанского! Это была одна из тех житейских мудростей, бытовавших в Пойме, которую очень любили повторять знакомые Габи мужчины, но которую ни один из них даже не пробовал претворить в жизнь. Они – все как один - были трусоваты, когда дело касалось настоящего выбора, и робели перед непостижимыми сложностями жизни, а она – нет. Поэтому Габи действительно решилась принять предложение тана Мишильера, и оттого пришла к месту встречи у кондитерской на углу ровно в десять утра, минута в минуту.

Колдун ее уже ждал. Сидел в роскошном автомобиле с откидным кожаным верхом и курил сигару.

- Умеете определять время без часов? – спросил, поздоровавшись с Габи, как равный с равной.

- Да, - коротко ответила она, ожидая обещанного продолжения.

- Это все ваши вещи? – кивнул он на маленькую корзинку с крышкой, которую Габи держала на сгибе локтя.

- Вы сказали, ничего из одежды брать не надо …

- Верно, - кивнул он. – Что вы сказали родным?

Ей нравилось, что он говорит с ней, уважительно обращаясь к ней на «вы». Вообще, к добру или ко злу, но колдун ей нравился. Он был идеальным мужчиной, если можно так выразиться. Высокий, а не замухрышка какой-нибудь, как большинство ее одноклассников и соседей. Брюнет с темно-карими глазами и правильными чертами лица. Отлично сложен, хорошо одет и невероятно обходителен.

- Они мне не родня, мой господин! – сказала она несколько излишне резко.

- Не господин! – остановил он Габи, никак не отреагировав на ее тон. – Во всяком случае, пока я вам, Габи, не господин. Вот принесете мне вассальную присягу, тогда…

«А я доживу до этой присяги?»

- Тогда, как мне к вам обращаться? – спросила вслух.

- Так же, как я к вам, по имени.

- Тристан?

- Лучше просто Трис.

- Хорошо, Трис. Как я вам уже сказала, они мне не родня. Я маленькая была, когда осталась сиротой. Вот они меня и взяли из жалости. А сказала я им правду, что нашла хорошую работу у главы клана Мишильер. Это ведь так?

Вообще-то колдунов в Пойме действительно не любили. Боялись их. Завидовали. И, вероятно, поэтому искренно ненавидели. Но вслух об этом, разумеется, никогда не говорили. У колдунов власть и деньги, и связываться с ними – себе дороже. Так что, когда Габи сказала, к кому именно поступила на службу, реакция домашних была вполне предсказуема. Они ей тут же люто раззавидовались, воображая, какой огромный куш она отхватила. Но одновременно они преисполнились к ней праведным презрением, словно она сообщила им, что продалась в публичный дом. Теперь она стала для них обыкновенной шлюхой, хотя еще накануне, как минимум двое из них, - глава семьи Бернар и его старший сын Горц, - беззастенчиво лезли к ней под юбку, намекая на скорое продолжение, которое непременно последует «к взаимному удовольствию» сторон. К слову, именно поэтому она так спокойно восприняла предложение Триса принести в жертву Источнику собственную девственность. Рано или поздно, ее бы все равно отымели или Бернар, или Горц, так чего ей дрожать над «святая святых любой порядочной девушки»? Порядочной ей уже не быть, но, может быть, удастся стать независимой?

- Ну, что ж, - подвел итог ее наниматель, - первый шаг сделан. Давайте теперь, Габи, сделаем второй.