— А чемпион-то французский, так сказать, этсамый, — приблизившись к Алу, шепнул Скорпиус, нарочито медленно и тщательно складывая махровое полотенце.
Глядя, как Скорпиус многозначительно приподнял брови, Альбус нахмурился.
— А?
— Высунь голову из ведра своих тонких чувств. Я говорю, что у парня, не помню его имени, голубая не только школьная мантия.
Альбус скривился, выискав взглядом Стефана Карреля. Тот как раз вышел из душевой кабинки.
— С чего ты взял?
— Он голым ходит, Шерлок.
— Мы в раздевалке, Ватсон. Я тоже, пардон, голый хожу.
Скорпиус скосил взгляд.
— Ну так прикрой Тайную комнату, василиска застудишь. Но я не об этом. — И снова вкрадчиво зашептал. — Парень-то, гомик, оказывается.
— Ты это как понял? По надбровным дугам?
Скорпиус усмехнулся.
— Слышал о радаре? Особом радаре?
Альбус моргнул, натягивая свитер. И снова косо глянул на француза через плечо Скорпиуса.
— Типа подобного к подобному?
— Да, — кивнул Скорпиус. — То есть, нет. То есть, я не прям такой.
— Ну да, ну да.
— Сраный гомофоб. Вот опять ты машешь факелом и «всех на костер, вокруг меня педики, один я — последний оплот гетеросексуальности в этом бренном мире»…
Ал, подхватив сумку, насилу вытолкал Скорпиуса из раздевалки, хотя тот еще был явно не прочь поскладывать полотенца подольше и поглазеть на шармбатонцев из чистого любопытства. Но, зная, что мысли Малфоя живут максимум минут десять, после чего меняются на совершенно другие, Альбус был крайне удивлен, когда за завтраком Скорпиус продолжал с завидным упорством плести интриги.
***
— Да с чего ты взял? — устало поинтересовался Альбус, который за полчаса заверений ни единого факта не услышал.
Скорпиус, пристукивая длинными пальцами по чашечке с кофе, чуть повернул голову. Сидевший на другой стороне круглого стола Стефан Каррель, тут же поймал его взгляд и уткнулся в тарелку.
— Ты видел, как он на меня посмотрел?
— Как на придурка. Я постоянно на тебя так смотрю.
— О чем с тобой говорить, — отмахнулся Скорпиус, вздохнув. — Хотя, подожди, знаю, о чем. С кем ты пойдешь на бал?
Альбус одарил его ледяным взглядом.
— Давай лучше про педиков говорить. Кстати о педиках, балах и разговорах. Где моя блудливая кузина?
— Откуда я знаю?
— Что? Ты не извинился?
Скорпиус потупив взгляд, ясно дав понять, что не позволит извинениям пнуть его гордость промеж глаз.
— Скорпиус!
— Чтоб извиниться, надо понять, за что извиняться, а я не понимаю, — уперся Скорпиус. — Если кто-нибудь мне доходчиво объяснит, на что обижаются женщины, я пойду и извинюсь. Но она…
И снова поймал взгляд шармбатонца.
— Так и палит, засранец, глянь, глянь, Ал…
— Доминик, ты теряешь принца, — с нескрываемой иронией протянул Ал.
Словно предчувствуя, что «теряет принца», Доминик вошла в трапезную и, выдвинув стул возле него, села за стол. Нашарив рукой первое попавшееся блюдо, она плюхнула себе в тарелку ложку овсянки с малиной и склонилась над карманным календариком.
— Я тебе и так скажу, что Святочный бал двадцать четвертого декабря, — сообщил Скорпиус чуть раздраженно. — А я до сих пор не знаю, какое на тебе будет платье.
— Это принципиально важно?
— Конечно, я же должен подобрать нагрудный платок для пиджака ему в тон.
Доминик опустила календарик на стол и повернулась к Скорпиусу. Ал, сидевший между ними, почувствовал максимальную неловкость.
— Ты сейчас издеваешься надо мной?
— Что не так? — терпеливо спросил Скорпиус.
Зеленые глаза Доминик смотрели холодно и с презрением.
— Скитер на всю страну выставила меня шлюхой, мне приходят похабные письма от каких-то левых мужчин, у меня две недели задержки, мне жизни не дает гувернантка, а ты волнуешься только о том, как будешь выглядеть на Святочном балу?
Скорпиус вскинул бровь.
— Эти проблемы ни разу не являются оправданием плохо выглядеть на балу. Ничто в этом мире не является оправданием плохо выглядеть в любой ситуации.
— Заткнись, — прошипел ему на ухо Альбус. — Просто заткнись.
— Да в смысле? — вскинулся Скорпиус. — А ты, Доминик, с первого взгляда влюбилась в мой внутренний мир, да? Да?
Доминик сжала губы.
— Так вот если ты однажды хочешь разделить мое наследство и статус, как и планируешь, ты будешь выглядеть так, как подобает, и подходить твои платья будут и к моему платку, и к моим обоям, если понадобится. И не смотри на меня оскорбленно и унижено. Мы оба знаем, почему ты со мной, и оба знаем, что статья Риты не такая уж и лживая, — проговорил Скорпиус, растягивая слова. — Поэтому не надо дуть губы, а то я напомню, что если ты для меня аксессуар, как считаешь, то я для тебя — строка в резюме, в справке о доходах и отметка в благороднейшем и древнейшем родовом древе.
Казалось, затих даже звон столовых приборов за преподавательским столом. Доминик, приоткрыв рот, моргала, не в силах выдавить из себя ни слова, а Скорпиус, преспокойно отпилив ножом кусок омлета, поинтересовался мирно:
— Так, какого цвета на тебе будет платье?
— Да пошел ты нахуй, Малфой, — давясь собственным презрением, прошептала Доминик.
— А теперь ты мне еще и хамишь. Никакого уважения.