Матч выдался напряженным, захватывающим, Гол в ворота противников, как обычно говорят в подобных случаях комментаторы, «назревал». Зенитовцы атаковали, и все же мяч никак не шел в сетку, то попадал в перекладину, то застревал у кого-то в ногах. Вот уж чудеса: ворота многометровой ширины, а мяч за игру несколько раз попадает в штангу, которая всего-то два десятка сантиметров толщиной! Попробуй попасть на тренировке — замучаешься, пока попадешь.
После каждой хорошей атаки весь стадион привставал, а после неудачного удара раздавался единый вздох разочарования, все садились. Привставала, конечно, и Татьяна. Но активнее всех болел Мишаня. Когда зенитовцы вели, мяч к воротам, он подсказывал, ерзая на скамейке: «Давай, давай! — и шуровал ногами, словно сам подталкивал мяч. — Так!.. Налево!.. Пассик!»
Были, конечно, атаки и на зенитовские ворота. Тогда Мишаня замирал.
Но вот по стадиону пронесся легкий, сдержанный женский смешок. Полуянов сначала ничего не понял и удивленно посмотрел на Татьяну. Она тоже улыбалась. Яна всегда поражало, насколько женщины наблюдательнее мужчин, глянул в ту сторону, куда смотрела Татьяна, и увидел, что один из футболистов побежал к кромке поля, куда бежали два человека в плащах. Они полами распахнутых плащей прикрыли футболиста, и, как передал в это время по телевизору телекомментатор, «игрок привел в порядок свой спортивный инвентарь».
И тут же произошла хорошая атака «Зенита», и…
— Го-ол! — вскочив, заорал Мишаня.
Вскочила Татьяна, вскинув руки:
— Гол!
Вскочили многие другие. Вверх взлетели кепки. А совершенно забывшийся от счастья Мишаня вцепился в уши стоящего впереди мужчины и принялся крутить их, восклицая:
— Гол, гол!
Мужчина обернулся и ударил Мишане в ухо.
— Ты чего? — опешил Мишаня.
— А ты чего?
— Так наши гол забили!
— Зачем же за уши драть!
— Так это я от радости.
— И я от радости.
Неизвестно, чем бы все кончилось, но зенитовцы снова пошли в атаку, и в рядах зашикали:
— Хватит вам!.. Не мешайте!.. Садитесь!
— Псих ненормальный! — сказал Мишаня и перешел на другое место, сел крайним в ряду. А через несколько минут и «псих» тоже куда-то удалился.
Поэтому к тому моменту, когда прозвучал финальный свисток, инцидент забылся. Главное, что наши выиграли.
— Молодцы! — Мишаня похлопал Яна по плечу. — Вот всегда бы так! А ты все-таки подготовь накладные и на другие платы, вдруг понадобятся.
Рабочий день заканчивался полшестого, но Марина Валентиновна обычно уходила значительно позднее. Она была убеждена, что у каждого добросовестного человека дел всегда больше, чем он их может выполнить. Искренне удивлялась, если кто-нибудь начинал роптать, например молодые мамаши: мол, это неправильно, у них дети.
— Ну и что ж?.. Я и сама мать, теперь уже бабушка, но это не повод, чтобы уходить раньше семи.
Сейчас, собрав вещи, закрыв кабинет, она решила проверить, не оставлено ли где на ночь включенным электричество. Комната напротив оказалась незапертой. Марина Валентиновна вошла туда и увидела Полуянова.
— Вы остались? Уже восьмой час!
— Я знаю.
— Надо было оформить заявку на вечернюю работу.
Но это она сказала уже просто так, удивившись, что молодой инженер остался после смены, если в том не было особой производственной необходимости. Машинально взглянула на экран осциллографа.
— Как, у вас макет работает?!. Что же вы молчите? — Она подсела на стул рядом с Полуяновым, засучила рукава кофты, будто могла их испачкать. — Подождите, подождите! Это так интересно! — Делала замеры в разных точках схемы, на листе бумаги рисовала эпюры напряжения и опять начинала замеры, повторяя: — Обождите, обождите! — хотя Полуянов и не мешал. Наконец она отложила штекер осциллографа.
— Н-да… Ян Александрович, надо разворачивать работу. Завтра я пришлю к вам техника Митю Мазурова, по уровню знаний это хороший инженер, только его надо сразу занять делом, чтоб увлечь. Тогда от него будет толк. Вы сейчас идете домой?
— Нет, я еще немножко посижу.
— Только не очень долго, могут сделать замечание, что у вас нет заявки на вечернюю работу.
Марина Валентиновна, взволнованная, вышла из института.
Дочка и другие близкие родственники часто упрекали ее в том, что она одна сохранилась такая «неистовая», теперь уже никто не работает так, как работали прежде, особенно молодежь, дурачки повывелись и она ищет вчерашний день. Нет же!.. Вот работает же инженер, его никто не принуждал. Ему интересно. Вы понимаете это слово — «интересно»?
Отец Марины Валентиновны был кадровым военным, служил начальником пограничной заставы. Там, на заставе, среди карельских лесов, в маленькой деревушке, и родилась Марина Валентиновна. Неведомая деревня и значится местом ее рождения.
Перед войной отца перевели в Ленинград. Вместе с ним переехала и семья: жена, сын и две дочери. Они жили тогда на Международном проспекте, в районе Средней Рогатки.