Тусклый Свет Фонарей

Сначала, как гласят легенды, городок расположился у самого берега Рассветного моря. Его жители ловили рыбу, ныряли за жемчугом и кораллами, и, ходили слухи, будто доплывали аж до острова Хишимы, потому что тогда ещё его и большую землю разделял совсем небольшой пролив. И стало предметом домыслов то, кто из соседей достиг этого города раньше — нагаджаны из Акаши как подлинные хозяева и знатоки этих земель, или ж шанрэни, двигавшиеся на своих лодочках вдоль берега от устья Цзиньхэ, недалеко от которого они построили свой город — Гуйфу, позже переименованный в Цзоуюй. Однако ж все сходятся в одном: ещё в те древние времена Сянха приобрел славу торгового города и быстро богател.

На смену хижинам и деревянным теремам пришли каменные дворцы, храмы, пагоды и укрепления, которые научили жителей Наньфан строить приплывшие из Акаши и Паракраамы мастера. Но, увы, ни одна из тех построек не достояла до нашего века. Сначала город изрядно порушили войска Вэйда Луна, а потом землетрясения и цунами. И всё, что сохранилось, построено было уже во времена империи Хуандигоу, которую основал ныне почитаемый нами как божество Золотой Император Гуан-ди. Во времена его империи город ожил и расцвел вновь.

Но во времена императора Шуйчжэ-Ди, как и многие другие города древности, Сянха был опустошен эпидемией, его выжившие жители, как гласят легенды, сожгли свои дома и всё, что в них было, и с пустыми руками, чуть ли не нагими, покинули эти места, и в двух днях пешего пути от этого места основали Лисэчанши. А мы же достигли подзатопленных руин по воде всего за несколько часов усердной гребли.

Открывшееся нашему взору зрелище оказалось величественным и пугающим одновременно. Огромное пространство в бухте всё сплошь было усеяно ушедшими под воду, но всё ещё заметными сквозь её толщу в тот ясный день зданиями — от маленьких домиков до огромных дворцовых покоев и древних храмов. То здесь, то там виднелись обрушившиеся стены или крыши с колоннами подобными пенькам от срубленных деревьев, изваяния драконов, потерявших голову или хвост, и просто бесформенные груды камней. Многие здания ещё до половины торчали над линией моря, но часть улочек ушла под воду полностью. Проплывая над ними, мы словно по воздуху проносились над этим призрачным городом, таившем в себе историю длиною в несколько тысяч лет.

Немало построек на берегу также уцелело, и мы прошлись возле некоторых из них. Но ни я, ни Маранчех, ни тем более старик, оставшийся в своей лодке, не сомневались, что место это проклято и заполнено полчищами духов и призраков. Поэтому, глядя на тучи, сгущавшиеся под дуновениями ветра, что трепал волосы Маранчех как праздничные ленты, мы поспешили обратно к лодке, надеясь успеть вернуться в город до того, как начнется буря. Если она начнется. Нам повезло, и ливень застал нас, когда мы уже были в безопасности, но увиденное произвело на меня тяжкое впечатление. Три года назад руины Сянха после очередного разрушительно цунами ушли под воду практически полностью[6].

–

Наутро я должен был отправиться в Айшань, а Маранчех с её братом — вернуться в Варрмджо. Сердце моё трепетало и обливалось то ли кровью, то ли слезами. Может, я бы и не решился, но младший сын Бучхи ненадолго отошел и, к своему стыду, я дерзнул предложить Маранчех то, что приличный человек, уважающий традиции своего народа и почитающий своих родителей, никогда бы не озвучил без их согласия. Не говоря уж о родных девушки. Но я сказал то, что сказал. И Маранчех хватило благоразумия остудить мой пыл справедливыми словами: «Но ведь ты знаешь, что я не откажусь от своих корней, своей веры, языка и того, что связывает меня с этими землями, моим народом и моим кланом. И твоя семья не примет меня, даже, если б я решилась на это». Что ж мне оставалось, кроме как кивнуть?

А её брат всё не возвращался… То ли, дабы сгладить неловкость меж нами, то ли, чтоб выразить свои чувства и хоть что-то оставить на память о себе, я, позабыв о месте, времени и окружающих людях, достал тушь, лист бумаги и вывел на нем такие стихи:

В краю далеком, где не бывает зим,

Цветет цветок, что не сломила буря.

Я руку протянул и стеблем палец уколол.

И вмиг с мечтой расстался, брови хмуря.

Под ними я написал, как разыскать дом моего учителя, а, когда тушь подсохла, вручил пораженной Маранчех и прошептал: «Если однажды ты затоскуешь по мне, напиши хоть коротенькое письмо. Если же этого не случится, то я пойму и больше тебя никогда не потревожу». Она опустила глаза и кивнула. И на этом месте вернулся её брат. Я попрощался с ними обоими и поспешил на свой корабль.