— Ясно, — говорю я. — Когда кто-нибудь узнаёт, что я еврейка, я обычно слышу следующее: «Ты — еврейка? Но ты такая симпатичная!» И никогда не знаешь, то ли спасибо сказать, то ли послать ко всем чертям.
Джастин снова смеется.
— Я рад, что смог тебе это рассказать, — мягко произносит он, перестав смеяться.
Я широко улыбаюсь.
— Я тоже.
Он отпивает свой латте и слизывает с верхней губы пену.
— Хочу, чтоб ты знала: если мне когда-нибудь захочется переспать с женщиной, то это будешь ты.
— Что ж, если я когда-нибудь захочу переспать с геем, то хочу, чтобы это был ты.
— Заткнись! — восклицает он, бросая в меня салфетку. — Я серьезно.
— И я, — говорю, тоже швырнув в него салфетку.
— Мы точно ненормальные, — констатирует он, и мы оба хохочем, будто вынюхали несколько цистерн закиси азота. Мне на ум приходит выражение «под жизненным кайфом», и я хочу поделиться им с Джастином, но сквозь хохот мне не удается выдавить из себя ни слова.
Мы со Стефани встречаемся у подножия Раньон Каньон. Это она предложила совершить пешую прогулку. И, если раньше я попыталась бы убедить ее заняться чем-то другим, то теперь знаю наверняка, что в Лос-Анджелесе — да и в целом мире — есть столько всего, чего я никогда не видела и о чем даже не знала, потому что выпивка доставляла мне гораздо большее удовольствие.
Я не знаю, как все пройдет: захочет ли Стефани обсудить со мной мое поведение с Гасом или будет вести себя так, будто ничего не произошло, но я точно уверена, что в любом случае попрошу у нее прощения. Теперь, когда у меня началась новая жизнь, я понимаю, как ужасно себя вела. И это началось гораздо раньше поцелуя с Гасом той ночью и на этом не закончилось. Теперь я начинаю понимать, что думала, будто мне все должны, если я чего-то хочу, и что я почти не соблюдала дистанции, общаясь с друзьями. Но я также научилась не бичевать себя за это. Рэчел постоянно напоминает мне о том, что алкоголики и наркоманы — эгоцентрики, и что я не плохой человек, а просто «больной». А сейчас выздоравливаю.
— Привет, — говорит Стефани, неловко обнимая меня, когда я подхожу ко входу в Гарден, где она меня уже ждет. — Прекрасно выглядишь.
— Ты тоже, — искренне отвечаю я. Я ведь раньше и не замечала, какая она симпатичная.
Мы идем в ногу, и я обращаю внимание на то, что наши шаги совершенно одинаковой длины. Я вспоминаю о том, что у женщин, которые много времени проводят вместе, одинаковый менструальный цикл. Это кажется мне отвратительным — ведь получается, что их организмы начинают друг под друга подстраиваться — и несмотря на то, что мы некоторое время не общались, наша со Стефани жизнь по-прежнему протекает по одной и то же колее.
— Стефани, я хочу извиниться перед тобой за то, что повела себя как последняя сука, — вдруг говорю я.
— Амелия, я тебя умоляю. Это же я написала то мерзкое письмо. Почему бы нам просто не забыть о случившемся и спокойно жить дальше?
Я останавливаюсь.
— Один момент. Сначала позволь мне сказать, что я очень сожалею о том, как себя вела… ну… я ведь делала только то, что хотела. Ходила, куда считала нужным, выбирала тех собеседников, с которыми хотелось, говорить именно мне. А тот поцелуй с Гасом был вообще верхом эгоизма, поэтому мне очень жаль.
У Стефани приятно удивленный вид.
— Я по тебя соскучилась, — произносит она, вновь возобновляя шаг, я следую за ней чуть поодаль. — Мне было очень тяжело не общаться с тобой. Ну, а потом, когда я услышала, что у тебя произошло на работе и тебя отправили в реабилитационный центр и все такое прочее, я буквально не смогла удержаться. И позвонила.
— Я тоже по тебе соскучилась, Стеф, — говорю я. Мы останавливаемся, и я крепко ее обнимаю. — Я очень сожалею о своих поступках, — повторяю я, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.
Она тоже меня обнимает.
— И я. Мы можем снова стать подругами? — Я киваю, зная, что она почувствует мой кивок, потому что я сейчас уткнулась ей в шею. Через несколько секунд мы разжимаем объятия, и я осведомляюсь о Джейн и Молли.
— У Молли все хорошо, а вот Джейн с головой ушла в коку, — отвечает Стефани, качая головой. — Мы почти не общаемся.
— Как грустно, — искренне говорю я, надеясь, что Джейн отыщет какое-нибудь место вроде «Пледжс». Хотя в то же время понимаю, что если она ничем не отличается от тех наркоманов, с которыми мне доводилось общаться, то мои звонки и уговоры ее только разозлят.
Мы со Стефани поднимаемся все выше на Раньон. Мне уже приходилось однажды совершать подобную прогулку, но тогда я была с тяжелого похмелья и даже не обратила внимание, что отсюда, сверху, виден почти весь Лос-Анджелес.
— Господи, какая красота, — восторгаюсь я.
Стефани кивает с несколько рассеянным видом. Потом говорит:
— Кстати, я сама стала пить намного меньше.
Я киваю: я ожидала услышать от нее нечто подобное, ведь если бы она не боролась со своими привычками, теперь я бы, наверное, осудила ее.
— Пожалуйста, не думай только, будто я превратилась в ярую ненавистницу людей, которые употребляют спиртное.