Тусовщица (ЛП)

— Адам, я сказала тебе правду. Эта свадьба была давно, еще до того, как я завязала. А это фото и танцы на стойке — все это просто игра в «Тусовщицу».

Он в замешательстве.

— Значит, ты исправилась и говоришь, что счастлива поэтому, а сама пытаешься убедить публику, что ты — все та же ненормальная, как будто это самое потрясающее, что только может быть?

— В твоей интерпретации это действительно предстает ужасным, — подтверждаю я. — Но это всего лишь колонка. Я просто об этом пишу. На самом деле я не такая.

Это злит его еще сильнее, чем все предыдущие слова.

— Значит, я должен поверить в то, что ты не такая, какой предстаешь в передачах и в светской хронике?

И тут он окончательно выводит меня из себя:

— Господи, Адам! У меня появился шанс. И я им воспользовалась. Нет, я уже не та девушка, о которой пишу в своей колонке, но это было частью моей жизни. И если люди готовы платить мне деньги и помочь добиться известности, то какое мне дело до того, что они воспринимают это всерьез?

Это заставляет его задуматься, и он переводит дыхание.

— Ну, не знаю. Полагаю, никакого. Просто все это так…

И в этот момент мне на плечо ложится чья-то здоровенная потная ладонь. А потом сзади меня обнимает пьяный Джереми Бэрренбом.

— Тусовщица! — вопит он, прижимаясь к моим губам своими крупными мясистыми губищами. Я отшатываюсь, но он не убирает с моего плеча влажную властную руку.

— Джереми, это Адам, — говорю я, взглядом моля Адама о помощи, которого он либо не замечает, либо попросту игнорирует. Джереми поворачивается к Адаму и протягивает ему руку, а другой по-прежнему крепко стискивает мое плечо.

— Как жизнь, старина? Джереми Бэрренбом.

Адам пожимает руку Джереми, не отрывая глаз от другой, которая начинает переползать с моего плеча на талию.

— Адам Тенсер, — холодно представляется он. И мне становится почти физически больно от того, что Адам говорит таким натянутым тоном. Он действительно полагает, что я могла бы быть «великолепной»? И кто, черт побери, эта девка?

— Э-э… Джереми. Мы тут с Адамом разговаривали, — начинаю я, убирая его руку со своей талии.

— Да не вопрос, — отвечает он, но не трогается с места. Осмотрев зал, он выслеживает официантку с подносом, уставленным рюмками с «Джелл-Оу»^[50], и подзывает ее к нам.

— Ты как, Тусовщица? Тяпнем по рюмочке и оторвемся, как в прошлый раз?

— Нет! — резко отвечаю я. Это ужасно. Я поворачиваюсь к Адаму, чтобы объяснить ему все в надежде, что он даже посмеется над тем, как я одурачила людей, которые решили, что я «тяпнула рюмочку», но, судя по его лицу, мне даже не стоит начинать.

— Извините, — говорит он Джереми, даже не взглянув в мою сторону. — Я вас оставляю наедине с вашими рюмочками. — Он мельком бросает на меня взгляд и уходит, а я бегу за ним.

— Адам! Стой! Я все объясню. — Я хватаю его за руку, и он поворачивается ко мне лицом.

— Нет, Амелия. Я серьезно. Я не знаю, что ты там затеяла, но не собираюсь играть в твои игры. — Он стряхивает мою руку и уходит.

Со слезами на глазах я пытаюсь догнать его, но понимаю, что это бессмысленно. И пока я смотрю, как он подходит к стойке, где стоят Стефани с Лиззи, Джереми вновь бесцеремонно вторгается в мое личное пространство. Адам что-то шепчет Лиззи на ухо, а Стефани вопросительно смотрит на меня. Я пожимаю плечами, когда Джереми вновь обнимает меня за плечи.

— Забудь ты этого осла, — успокаивает Джереми, и почему-то мне становится гораздо легче. — Возомнил себя секс-символом только потому, что будет играть агента по недвижимости в сериале, который наверняка снимут с показа.

И я вдруг ощущаю прилив благодарности за то, что рядом со мной Джереми, поэтому с улыбкой оборачиваюсь к нему. Он берет меня за руку.

— Я серьезно, — говорит он. — Не знаю, что там у тебя с этим парнем, но он явно нехорошо себя ведет.

Я киваю, и из глаз у меня выкатываются слезинки.

— Ты прав.

Джереми протягивает руку и с огромной нежностью вытирает мне слезы, если учесть, что пять минут назад это был вдребезги пьяный шут. «Он хотя бы мил со мной, — думаю я, — чего об Адаме сказать никак нельзя».

— И потом, эта вечеринка — полный отстой, — продолжает Джереми. — Я просто сейчас разрыдаюсь.

Почему-то это замечание показалось мне невероятно забавным, и я хохочу так, как не смеялась уже несколько недель кряду. И когда Джереми снова хватает меня за руку, я ее не отдергиваю.

— Как насчет убраться ко всем чертям из этого дурдома? — предлагает он, крутанув меня на месте. — Устроить фуршет у меня дома?

Я перевожу взгляд на Адама с Лиззи, которые направляются к выходу, потом на Стефани, которая уже болтает с кем-то у стойки. Машу ей рукой и произношу одними губами: «Завтра позвоню».

— Почему нет, черт возьми? — отвечаю я.

Из дома Джереми, расположенного на Голливудских Холмах, открывается вид не только на графство Лос-Анджелес и Долину, но также на крыши домов, принадлежащих Киану Ривзу и Леонардо ди Каприо. И пока я любуюсь этой невероятной панорамой, мне в голову приходит совершенно шальная мысль, что я, грубо говоря, не алкоголичка.