Тусовщица

— Нет. — И тут же понимаю, что не надо было этого говорить. Ну какого черта этот идиотский инстинкт всегда говорить только правду пробуждается во мне в самые неподходящие моменты?

— Вот об этом-то я и хотела с вами поговорить, — продолжает она. — Я тут подумала… если я плачу вам десять долларов за то, чтобы вы его выгуливали час, в то время как вы, по вашим словам, делаете это всего двадцать минут, значит, получается, что вам платят за лишние сорок минут времени, которое вы не отработали.

Из моей правой ноздри потекло, я вытираю нос.

— Но вы же живете в двадцати минутах езды от меня, так что пусть я выгуливаю его двадцать минут, но ведь вместе получается целый час. — Мне не хотелось бы вступать в спор со своей наставницей/продюсером/спасительницей, и я смутно понимаю, что мне не понравится возможное окончание этого разговора.

— Я понимаю, — отвечает она довольно снисходительным тоном. — Просто… вы ведь знаете, что я работаю в «Имэджэн», так? И мне платят за то, что я там работаю. Но «Имэджэн» не оплачивает мне то время, которое уходит у меня на то, чтобы добираться на работу и обратно. Мы поняли друг друга?

— Э-э… кажется.

— Отлично, — говорит она. — Кэрен сказала, что вы прекрасно справляетесь, поэтому мне очень не хотелось бы расставаться с вами из-за такой мелочи. Значит, так. Вы будете получать десять долларов в час, начиная с той секунды, как приходите на работу. Если же вы выгуливаете Тигра только двадцать минут, то я буду платить вам одну треть от этой суммы. Все по-честному.

Оглядывая свою спальню с разбросанной по ней одеждой, недокрашенный шкаф, разлитую по полу серую краску и свою вцепившуюся в телефон дрожащую серую руку с кровоточащими заусенцами, я молча киваю.

— Конечно, Холли, — говорю я, хотя мне очень хочется бросить трубку и больше никогда не слышать ни ее, ни Кэрен, ни ее чертову собаку. — Отлично.

Я кладу трубку и швыряю телефон через всю комнату. Он благополучно приземляется прямо в банку с краской, расплескав по всей комнате еще больше серой жижи.

Закат. Всегда ненавидела это слово и это время суток. Говорят, что людей мучает депрессия в то время суток, в какое они родились, но я родилась в девять утра и обычно в это время чувствую себя прекрасно, если уже не сплю. Но время — когда день еще не закончился, а ночь толком не началась — буквально сводит меня с ума.

С момента нашего с Холли разговора я потеряла всякую способность что-либо адекватно оценивать, полагаю, прошло несколько часов, которые я провела в гостиной, будучи не в состоянии пошевелиться. Я уже минимум час ощущала потребность попи́сать, но либо мои придатки утратили канал связи с мозгом, либо посылаемые им сигналы поступают в извращенном виде, потому что я продолжала оставаться на месте. Все это время я сидела и, бог знает сколько времени, упорно нюхала коку.

«Я накачалась до самых жабр», — думаю я, вспомнив выражение воинствующей лесбиянки, которое нечаянно услышала однажды ночью. Мне оно нравится, как всегда, когда я слышу какой-нибудь перл и потом выдаю за свой. «Что оно вообще, черт побери, может означать? Жабры у рыб. Я что, так накачалась, что теперь мне кажется, что я рыба? — рассуждая таким образом, я продолжаю нюхать кокаин и так и не иду в туалет.

В определенный момент до меня доходит, что меня бьет озноб, и я отчетливо понимаю, что такого раньше никогда не случалось. Возможно ли в раскаленной лос-анджелесской квартире заполучить гипотермию? Я вытряхиваю содержимое флакона на лежащую передо мной коробку из-под диска. «Вот черт, — думаю я. — Не может быть, чтобы у меня ничего не осталось». Мне и нужно-то совсем немного, всего несколько дорожек, чтобы прошел озноб и я ожила.

И тут у меня появляется новый план. Умудрившись подняться на ноги — это оказалось не так уж сложно, как только я себя убедила, что от этого зависит моя жизнь, — я плетусь в ванную, открываю аптечку и заглатываю сразу пять таблеток эмбиена прежде, чем успеваю подумать, какой эффект может произвести сочетания кокаина со снотворным. Единственное мое желание — полностью отключиться. Не на всю жизнь, заметьте, а хотя бы до того момента, когда мне станет немного лучше. Я выпиваю бутылку «Эрраухед», чтобы снотворное, по возможности, распространилось по всему организму, ложусь в постель и дожидаюсь чувства полного изнеможения. Но ничего не происходит, поэтому я возвращаюсь в гостиную, зажигаю сигарету и жду еще немного времени. Обычно эмбиен очень резко вышибает меня из сознания и погружает в вереницу парадоксальных снов — но в следующую секунду я уже успокаиваюсь и с огромным наслаждением перехожу из реальности в то место, где на время исчезают все мои проблемы.