Тусовщица

Но на этот раз эмбиен не помогает. Напротив, он только еще сильнее меня взбадривает. Я его немного перебрала в последнее время, увеличив прописанную мне дозу, но мой врач совершенно не понимает, какая у меня серьезная бессонница, поэтому советует мне делить таблетку на четвертинки, когда фактически они начинают действовать в количестве двух или трех штук. Однако в последнее время уже приходилось принимать до пяти штук. Я, правда, так и не потрудилась рассказать об этом врачу, иначе он непременно прочел бы мне лекцию о том, что следует быть более осторожной, поэтому я всегда потчую его баснями, будто путешествовала и в дороге растеряла остатки содержимого пузырька, чтоб он выписал мне очередной рецепт.

Примерно минут через двадцать — хотя, может, и через пару часов — я понимаю, что мой организм и не думает погружаться в нечто похожее на сон. Мои руки и ноги как будто заново ожили, и, уверенной поступью проследовав на кухню, чтобы достать последнюю упаковку «Кэмел лайтс» из купленного на прошлой неделе блока, я понимаю, что хочу побыть сейчас среди людей. Эта радикальная мысль приводит меня в ужас, но, когда я обнаруживаю, что блок пустой, потому что я докурила последнюю сигарету из пачки, про которую думала, что она предпоследняя, я еще больше убеждаюсь, что меня сейчас может спасти только общение с людьми.

Я решаю зайти в «Барниз Бинери», в бар на моей улице, который был построен еще где-то в 20-х годах, поэтому выглядел соответствующим образом. Добравшись туда, я прямиком направляюсь к стойке, где заказываю «Амстел лайт», рюмку текилы и пачку «Кэмел лайтс». Мне так сильно хочется выпить текилы, что я даже не дожидаюсь, когда бармен с козлиной бородкой поставит передо мной соль и дольку лимона, а просто выпиваю ее залпом и запиваю большим глотком пива. Потом осматриваюсь и вижу, что за одним столиком сидит толпа здоровенных мускулистых парней в рубашках Университета Южной Калифорнии. Я тайком осматриваю сперва противоположную сторону помещения, потом обращаю взор на столпившихся у караоке людей, затем на группу девушек, пробирающихся через черный ход. Наконец я поднимаюсь со своего безопасного насеста у стойки, решив, что полезнее всего сейчас будет поискать кого-нибудь, у кого есть кока, и начинаю переходить от стола к столу.

Я подхожу к столику с УЮК, хлопаю по плечу высокого бледноватого парня и спрашиваю, не знает ли он Гаса. И, хотя Гас нас не знакомил, и вообще парень вряд ли в курсе, кто такой Гас, мне нужно хоть как-то начать разговор.

Он с улыбкой качает головой.

— А Гас — твой бойфренд?

Теперь уже моя очередь с улыбкой покачать головой.

— У мен нет бойфренда, — отвечаю я.

Парень говорит, что его зовут Саймон, и предлагает присесть.

— Почему бы нет? — говорю я. — Мои друзья пока не подошли. — И в общем-то, это правда, как я думаю. Здесь нет никого из моих так называемых друзей.

Я сажусь за столик, тут возвращается друг Саймона с «Голдшлагером»[32], и я с видом знатока начинаю нести всякую чепуху, что вот, мол, в «Голдшлагере» до сих пор плавают золотые блестки еще со времен калифорнийской золотой лихорадки. Помнится, мне сообщил об этом один парень в каком-то баре в Сан-Франциско, но я была так пьяна, что не смогла сказать ему, что, по моему мнению, он их уже достаточно наглотался. Но Саймон со своими приятелями — Джошем, Тоддом и, кажется, двумя Джонами — покупаются на это, и вот я уже вовсю с ними болтаю. Мы рассказываем друг другу всякие забавные истории о том, как нам доставалось в школе за распитие спиртных напитков.

Когда я заканчиваю свой рассказ о том, как однажды напилась, а потом написала об этом в «Хэйр», учась на первом курсе, Саймон возвращается из туалета, нагибается и что-то шепчет мне на ухо. Еще прежде, чем он открывает рот, я точно знаю, что он сейчас скажет. Клянусь, ни одна натасканная на наркотики собака не сравнится со мной, когда дело доходит до попытки вычислить потребителей кокаина.

— Я оставил своему приятелю несколько дорожек на подоконнике над первой кабинкой в мужском туалете, — говорит мне Саймон и подмигивает. — Почему бы тебе не забрать их себе?

Это настолько щедро со стороны Саймона, что я почти даже прощаю ему его ужасные джинсы «Гесс» и это дешевое подмигивание. Я киваю и потихоньку выбираюсь из-за столика.

В мужских туалетах мне приходилось бывать не меньше миллиона раз, но они всегда были пустые, в то время как в женских было полно народу, поэтому я знаю, как зайти туда с таким видом, будто это совершенно обычное дело. Однако у лысого парня, который писает в писсуар, явно в этом отношении опыта поменьше, судя по его шокированному взгляду. Я же просто пожимаю плечами и шепотом говорю:

— В женский ужасная очередь, — запираюсь в первой кабинке, замечаю рассыпанные на подоконнике дорожки и дожидаюсь, когда парень уйдет. Как только он уходит, я достаю скрученную трубочкой купюру, поднимаюсь на унитаз и вдыхаю дорожки. Я испытываю немедленное облегчение, ну или, во всяком случае, нечто похожее на него.