— Но в то же время вы не развратны, — продолжает Надин, состроив гримаску. — Вы не Дженна Джеймсон, которую я, кстати, представляла и нашла ее очень милой. Вы — классная, умная и самодостаточная. Вы — идеал современной женщины.
Я киваю. Ну а что еще тут можно добавить?
— Я хочу, чтобы в «Тудей» вы оставались самой собой. Только, конечно, все время помните, что вы представляете «Чэт» и все, что с этим связано. Вы остроумная, далеко не глупая, осторожная и в то же время беспечная, серьезная и одновременно спонтанная. Короче, вы — сорвиголова, которая, однако, прекрасно отдает себе отчет в своих действиях. Правильно?
Я киваю.
Надин продолжает:
— После этого, наверное, нужно будет выбрать стратегию затишья? — Она вдруг начинает повышать интонацию в конце каждой фразы, как будто задает вопросы, и я понимаю: Надин это делает для того, чтобы я почувствовала, что мое мнение тоже учитывается. — Пусть все увидят, кто вы такая, и захотят узнать про вас побольше, но мы им больше пока ничего не скажем? До тех пор, разумеется, пока не выйдет еще несколько номеров, и вот тогда-то мы покажем вас на «Вью»? О господи, у вас такой усталый вид! Я вас утомила?
Я и не думала, что все мое смятение написано у меня на лице, но от плана Надин у меня уже начинает кружиться голова.
— Я в порядке, — говорю я, — просто немного устала.
— О нет! — Теперь настает ее очередь встревожиться. Она смеривает меня тем самым взглядом, и я тут же догадываюсь, что мой серый сарафан от Джеймса Перса — наряд совершенно неподходящий. — Придется заехать в демонстрационный зал Марка Джэкобса, чтобы подобрать вам что-нибудь поярче. Вы, конечно, прелестны, но нам нужно что-нибудь более подходящее для ТВ? После «Тудей» вы не сможете остановиться в «Ройалтон», но у вас будет время на отдых перед ужином с редакторами «Чэт» сегодня в «Шиллерс»? А потом было бы неплохо показаться в «Баттер»? Чтоб у нас был материал для завтрашних светских новостей о том, как вы приехали в город и умудрились побывать сразу везде?
Я киваю, почувствовав, как начинает оказывать свое действие выпитый на борту двойной эспрессо, и осознав, насколько я взбудоражена.
— Все это великолепно, — отвечаю я с улыбкой. — Поехали в демонстрационный зал Марка Джэкобса.
Надин впервые за все время замолчала и тоже улыбнулась в ответ.
— Вы уверены? Я понимаю, вам, может быть, не хочется, чтобы вас там кто-то видел, я могу позвонить и предупредить, что мы не будем заходить туда, пока мы не получим гарантии, что там больше никого нет?
Помните, когда Ричард Гир в «Красотке» угощает Джулию Робертс клубникой с шампанским, она напоминает ему, что она — реальная девушка и за ней не нужно ухаживать? Мне хочется сказать Надин примерно то же самое, чтобы она поняла, что все происходящее и без того переросло мои самые безумные мечты и ей совершенно не о чем беспокоиться. Но я вижу, что стресс ей передался на генном уровне, и, что бы я ни сказала, она все равно не успокоится.
— Очень мило, но вряд ли это понадобится, — отвечаю я в тот самый момент, когда у Надин запиликал сотовый. Она улыбается мне, как маньяк, одновременно нажимая большим пальцем на кнопку вызова.
Пока Надин что-то щебечет в трубку, я откидываюсь на спинку сиденья и смотрю в окно, решив вести себя настолько бесцеремонно во всем, насколько, видимо, к этому подготовилась Надин.
— Вы считаете, что современная женщина должна спать со всеми, с кем хочет? — спрашивает меня Мередит Виера.
— Думаю, это зависит от того, как часто ей этого хочется, — с улыбкой отвечаю я. — Не думаю, что на секс нужно смотреть как на шведский стол. — Мередит с Мэттом хрюкают от смеха.
Я поразительно спокойна и собранна перед камерой. Я-то была уверена, что на меня нападет тот же невроз, который терзал и раньше, когда я оказывалась на публике, но, видимо, мое пребывание в «Пледжс», где я привыкла регулярно делиться самыми интимными подробностями с группой незнакомых людей, вытравило ту нервозность, которая охватывала меня всякий раз, как я оказывалась в центре внимания. Сейчас, перед камерой, я остроумна, привлекательна и очаровательна, несмотря на то, что в реальной жизни все эти качества проявляются лишь от случая к случаю. «Включайте свет и любуйтесь моим блеском», — думаю я, отвечая на вопросы Мэтта.
Когда меня спрашивает Мередит — писал ли мне кто-нибудь из мужчин после выхода колонки, я поражаюсь тому, какая это, в сущности, простая штука — телевидение, потому что все целиком и полностью сосредоточены на мне, и каждый ждет не дождется, как бы похохотать над очередной моей остротой.
— Будем считать, что я была бы не против, если бы подобные личности канули в небытие, — добавляю я, и мой ответ сопровождается взрывом хохота. Ну почему все мои родственники и друзья никогда не в состоянии были оценить мое чувство юмора?
Ощущение такое, что мы только начали, но не успела я и глазом моргнуть, как Мередит обращается к камере со словами:
— Если вы знаете, чего хотите, бегите в газетный киоск, купите «Чэт» и прочитайте колонку Амелии Стоун «Тусовщица».