И тут Джереми охватывает волнение. А может, он просто разочарован, что у него раздербанили весь его запас экстези и выпили несколько бутылок дорогого вина, но спать с ним все равно никто не собирается.
— Слушай, как-то все это нехорошо, — говорит он, провожая меня на улицу, где я подбираю почти пустую пачку «Кэмел лайтс», оставленную на столике в патио.
— Брось, — отвечаю я холодным тоном. Теперь, когда я окончательно решила от него избавиться, мне даже смотреть на него противно. — Я сама принимаю решения. Тебе не о чем переживать.
Он дает мне одну из моих пластмассовых зажигалок.
— Знаешь, мне кажется, об этом не стоит никому рассказывать, — предлагает он, и я понимаю, что он боится, что в «Вэрайети» появится статья о том, как крутой кинопродюсер сбил с пути обозревательницу секс-рубрики, которая завязала с наркотиками. Я киваю, и в этот момент к дому подъезжает такси. — Пока, — говорит он, открывая мне дверь и целуя в щеку, будто мы провели с ним сказочно великолепный вечер. — Я тебе позвоню.
Я иду к выходу, понимая, что могу сейчас ненароком свалиться. Мне очень хочется сказать ему, чтобы он этого не делал, но у меня не хватает наглости. Когда же я подхожу к двери, то оборачиваюсь, чтобы посмотреть на него в последний раз.
— Смени своего поставщика, — бросаю я, закрывая за собой дверь.
Решив не курить, я выбираюсь из постели и иду на кухню, где делаю себе тосты. У меня не так сильно кружится голова, как я опасалась, но желудок разгулялся не на шутку.
Насильно запихав в себя тост, я вспоминаю слова Томми о том, что срыв начинается еще задолго до того, как ты фактически прикасаешься к спиртному. Когда же начался мой? Когда Джастин признался, что снова стал употреблять? Когда я забралась в громадный бокал для шампанского? Когда притворилась, что выпила водки? Наверное, гадать бесполезно. И тут мне приходит мысль, что я не могу пить, не употребляя при этом наркотиков. С одной стороны, я испытываю огромное облегчение. В центре все только и говорили о том, что спиртное — это «врата» в наркотическую зависимость, потому что, как только ты выпил, они тут же открываются. Но поскольку я начинала употреблять спиртное уже после кокаина, раньше про себя я такого сказать не могла.
Пересматривая события прошлой ночи и с поразительной точностью вспомнив, что я в одиночку вылакала две бутылки вина, я задумываюсь над тем, что, может быть, в этом действительно что-то есть, и я все-таки алкоголичка. Когда рано утром я ехала в такси, то рассматривала возможность не рассказывать никому о своей эскападе с вином и экстези, решив, что буду и в дальнейшем посещать «Пледжс» и через шесть месяцев отпраздную год трезвости. Ведь ясно, что все так делают — напиваются, никому ничего не говорят и радуются, какие они молодцы, но, как правило, потом у них случается еще более серьезный срыв.
Если я выйду из дома, не приняв душ и не причесавшись, то успею на дневное собрание в «Пледжс». Наверное, я страшна, как сама смерть, но поскольку поездка в «Пледжс» поможет мне об этом забыть — хотя бы на время, — я подавляю свое тщеславие и делаю выбор в пользу необходимости. «Уже хоть какой-то прогресс», — думаю я, надевая под майку, в которой спала, лифчик и выходя за дверь.
— Меня зовут Амелия, и я алкоголичка, — говорю я, думая, что все головы сейчас повернутся в мою сторону — я ведь наконец-то сдалась и вместо «наркоманка» сказала «алкоголичка» — но все только мило улыбаются и здороваются в ответ.