Тут и там. Русские инородные сказки - 8

Видение венчающего Святую гору строения в форме распускающегося ириса повергало в сладкий восторг головокружительным эротизмом влекущих в глубь цветочного лона лепестков-сводов, дразнящих множеством оттенков и фактур известнякового туфа — от белоснежного искристого сахара, стареющей слоновой кости и сухой бугристой розоватой мякоти разломленного гранатового яблока до влажного мясистого глянца раковинного нутра и сочного персикового бархата. Что это было — храм всех народов, о котором мечтали иудейские пророки, собор, ждавший освящения епископом Асторгским Жуаном Баутиста Грау-и-Валлеспионос, или нечто совсем иное? Сам Гауди не имел о том твердого представления, но разлетающиеся крутыми дугами к четырем сторонам света лепестки-крылья явились ему отражением сомкнувшихся вершинами маховых крыл гигантских стрижей-серафимов, некогда увиденных на старинной еврейской гравюре.

Оттоманская стена, обрубавшая Старый город, превращая его в подобие загона для скота, уступила место плавно оплетающей покрытые зеленью и укрепленные мозаичными террасами склоны горы ограде, следующей плавной логике морского прилива и вязкой подвижности вулканической лавы и украшенной переливающимися в лучах солнца орнаментами, составленными из осколков разбитых по всему миру сотен тысяч чайных, кофейных и столовых сервизов, антикварных ваз и современных чаш, гармониями, пред пиршественной музыкой коих бледнели красоты Гюэлева парка. Округлая и причудливая длительность новой стены, способная сравниться разве что с медлительной вычурностью затянувшейся описательной фразы, не позволяла взгляду оторваться от своего размеренного замкнутого течения. Ах, если бы Эусеби мог это видеть!

Восемь гигантских ажурных арок, в отделке которых сохранены были декоративные элементы прежних турецких ворот — каменные львы, картуши и завитки орнаментов, — триумфально взметнулись ввысь. Розою ветров раскрывали они город навстречу миру, и от каждой устремлялись в даль трамвайные пути. От Новых врат серебряные нити рельсов и проводов тянулись на северо-запад, к Лидде; от Дамасских — на север, к Сихему; от Цветочных — на северо-восток, к Иерихону; от Львиных — на восток, к Кумрану; от Милосердных — на юго-восток, к Иродиону; от Благоуханных — на юг, к Вифлеему; от Сионских — на юго-запад, к Аскалону. Главная же трамвайная магистраль, первой представшая его взору в момент потери сознания, широчайшая, обставленная двумя рядами высоких фонарей-пальм, единственная во всем городе прямая как стрела линия, устремлялась от Храмовой горы через весь Старый город и сквозь Яффские ворота на запад, к морю.

Каре жилых кварталов Нового города уступили место разомкнутым лекалам, свернулись улитками, улицы плавно потекли, и за их излучинами взору неожиданно открывались просторные заводи и озера площадей, над которыми нависали тенистые аркады, опирающиеся на органные корни колонн. Никогда уже. человечество не вернется к отвратительной прямоугольной решетке Барселоны!

Конфигурация и декоративное убранство зданий сводили с ума: сакральные сосуды цитронов и гранатов, ковры плющей и летучие фейерверки пальмовых ветвей, наборные конусы хвойных шишек, ярусные башни хвощей, епископские посохи нераскрывшихся папоротников, бесконечные вариации лиственных розеток и цветочных солнц, пляшущие ритмы виноградной лозы с вырезными листьями, непредсказуемыми извивами усиков и достойной аккадской богини тяжестью гроздей, перегородчатые фонарики физалиса и луковицы всех форм и оттенков, бесстыдство приапа-арума и кривлянье скарамушей-опунций, парашютные соцветия чеснока, тиары тюльпанов и тюрбаны желудей, маковые булавы и причудливые звезды колючих семян, кисточки репейников, кошелки бобовых и мотыльки цикламенов, собранные в косы и раскрытые метелками колосья злаков, римские свечи гиацинтов и драматичные кисти акантусов, вспухшие купола и мягкие зонтики грибов, изысканно выгнутые ятаганы разнообразных стручков и турецкие туфли перцев, изыск раковин, неповторимых в искажении всех канонов, абрисы горбатых верблюжьих спин, бараньи рога и лиры бычьих черепов, неуловимая замершей формой библейская текучесть змеиных тел — все это и еще бесчисленное множество других элементов неожиданно и гармонично сплеталось, образуя невиданное архитектурное единство.