Тут вам не кино

…Я не сразу понял, что это было, когда впереди среди заснеженных деревьев замелькало крупное тёмное пятно. А как понял, так пот ледяной прошиб меня и волосы под шапкой встали дыбом. Метрах в пяти от дороги, прямо мне навстречу, огибая стоящие на пути ели и через раз задевая боками пригнутые под снегом ветки, в метре по-над сугробами летела корова. Летела, мать её за ногу, ко-ро-ва! Натуральная! Ног у коровы не было – одни обрубки. Летела и ревела так, словно с неё наживую сдирали шкуру. А верхом на корове, держа ту руками за рога и так ею управляя, сидела нагая старуха с растрёпанными седыми волосами и взахлёб хохотала. Это её хохот я сначала принял за визг. Буян, как картину эту увидел, так попёр, не разбирая дороги. Были бы сугробы по бокам пониже, так и ушёл бы в бурелом, а так просто запетлял, едва не перевернув сани.

– Ведьма… – произнёс я сквозь зубы, просто чтобы услышать собственный голос; чтобы как-то увериться, что всё это мне не снится. – Ведьма. Это же настоящая ведьма, блядь…

Старуха, с визгом и гогоча как сумасшедшая, пронеслась мимо на своей безногой корове, и я успел её рассмотреть. Бабке той было на вид лет девяносто, не меньше; и была она тощая, костлявая, груди её болтались на ветру как пустые мешочки, кожа на боках обвисала вниз каскадами, а шея напоминала шею черепахи. При этом в чертах лица старухи, как ни странно, угадывалась былая красота, ныне безвозвратно увядшая. В молодости, да и после, лет, пожалуй, до пятидесяти, была эта ведьма весьма хороша. И тем жутче от того она смотрелась теперь. Увядшая красота – это всегда жутко, так мне кажется. А уж когда красота эта бывшая летает по воздуху, сидя верхом, как на мотоцикле, на изуродованном и ревущем от нестерпимой боли животном, и хохочет как стая гиен, тогда и живые мертвецы становятся чем-то вроде массовки в кино: вроде и присутствуют в кадре, но внимания на них уже и не обращаешь.

– А-а-а-а-а-а-а-а, – прокричала ведьма, пролетев мимо. – Ну что, Юра, как тебе вечерок? – Вдруг выкрикнула она сквозь коровий рёв, уже когда была позади. – Как погодка? Смотри, лес какой красивый! – Она притормозила как-то корову и заставила животное замолчать. Уже в тишине, без скотиньего рёва, ведьма вывела свой страшный транспорт на дорогу и полетела следом за санями. – Ну? Чего такой невежливый, Юра? Не отвечаешь мне, – крикнула позади ведьма. – Чай не нравлюсь тебе? – И тут она заливисто, как девчонка молодая расхохоталась.

Я только перекрестился и погнал коня. Чувство у меня такое возникло, что отвечать этой карге нельзя было. Я и не стал отвечать. Хотел, было, пальнуть в неё из «Сайги», но решил не стрелять пока, если ведьма не приблизится, если не станет нападать.

– Ах, Юра, Юра, Юра, я такая дура, что в тебя влюбилась, – пропел позади девичий голос.

– Господи Иисусе Христе, сыне божий, помилуй меня грешного, – пробормотал я тихо себе под нос слова молитвы, которой на войне научил меня один мой товарищ, монах и дьякон по совместительству, ушедший на фронт добровольцем прямиком из монастыря. Погиб тот дьякон под Лос-Анджелесом. Младшим сержантом был…

– Ну, Юра, ну чего ты там размолился, как поп деревенский! – послышался тот же голос, только уже слева сбоку. Я тут же крутнулся на месте, направляя ствол «Сайги» на появившуюся метрах в трёх от саней ведьму. Та летела теперь на корове вровень с санями низко-низко над сугробами. Худые и жилистые под дряблой пожелтевшей кожей ноги ведьмы крепко обхватывали бока коровы, глаза которой слезились и смотрели жалобно. Я посмотрел ниже: ноги у коровы были не отрублены, как мне показалось сначала, а как будто оторваны или отгрызены. Торчавшие из ран обломки костей и ошмётки мышц в лоскутах кожи кровили, часто задевая и стряхивая пушистый снег с кустов и прошлогодней сухой травы. Коровье вымя висело ниже огрызков ног и то и дело пропахивало снег, отмечая места, где пролетала корова, длинными бороздами.

– Не приближайся, ведьма! – всё же произнёс я сквозь зубы, наставив ствол ружья прямо на неё. – Не знаю, как тебе удаются эти твои фокусы, но заряд картечи тебе вряд ли понравится.

– Ой, напугал-напугал! – снова рассмеялась по-девичьи старуха, но обе руки держа при этом на коровьих рогах. Чуяла, видать, что, подними она хотя бы одну руку, и я тут же пальну. – Кстати, как тебе моя Бурёнка? – задала ведьма неожиданный вопрос, видимо, заметила перед тем, как я на огрызки коровьих ног глянул.

Я не ответил, продолжая держать ведьму на прицеле. Только на секунду отвлёкся, чтобы глянуть на Буяна. Конь был напуган, но продолжал рысить вперёд по дороге.

– Это её Клим так усовершенствовал, – продолжила тогда ведьма девичьим голосом, – чтобы в сугробах не спотыкалась. Заодно и перекусил. – Она задорно хихикнула. Ну девочка-подросток! Если на рожу её страшную да на телеса обвислые не смотреть. – Клим. Ты его слышал, когда в лес только заехал… Кстати, он здесь рядом, просто голоса не подаёт, чтобы коня твоего не нервировать… А как тебе свита моя? Ты ведь заметил их, да?