— О, причин много! Отчасти, возможно, из-за того, что я ощущаю некую перемену в атмосфере. Этот дворец — чрезвычайно ограниченный, в высшей степени дисциплинированный мир. Поэтому когда что-то меняется, я замечаю это тотчас же: предметы, находящиеся не там, где им следует быть, или возникающие из ниоткуда. Вещи, которые могут не значить ничего, и тем не менее, если поглядеть на них с другой стороны, могут подразумевать нечто таинственное, нечто… И вот, наконец, сегодня…
Не в силах подобрать слова, Анхесенамон пожала плечами. Я ждал продолжения.
— Вы говорите о том, что случилось на празднике? Об этой крови?
Она покачала головой.
— Нет. Тут кое-что другое.
— Вы покажете мне?
— Да. Но прежде — есть еще одна вещь, о которой ты должен знать.
Она усадила меня на длинную скамью, стоявшую в тени, и заговорила еще более настороженно-приглушенным голосом, словно заговорщица:
— То, что я собираюсь тебе рассказать, — это секрет, известный только мне и еще очень немногим доверенным людям. Ты должен дать мне слово, что будешь хранить молчание. Слова — это сила, но и молчание имеет свою огромную силу. Эти силы принадлежат мне, и их следует почитать и повиноваться им. Если ты ослушаешься, я узнаю об этом — и не промедлю с наказанием для тебя.
Она тяжело поглядела на меня.
— Даю вам слово.
Она удовлетворенно кивнула и набрала в грудь воздуха.
— Тутанхамон вскоре объявит о своей коронации и о том, что принимает на себя царские полномочия. Это должно было произойти сегодня, после того, как он пообщался бы с богами. Но этого не случилось — по очевидным причинам. На сей раз нам помешали. Но нас не остановить. На кон поставлено будущее страны.
Она наблюдала за моей реакцией.
— Но он ведь уже царь, — заметил я осторожно.
— Только номинально, поскольку в действительности вся власть находится в руках Эйе. Царством правит регент. Его сила остается невидимой, и под этим покрывалом он делает все что хочет, мы же — попросту его куклы. Но теперь мы должны отнять у него власть. Пока еще есть время.
— Это будет очень трудно. И очень опасно.
— Разумеется. Итак, теперь ты лучше понимаешь, почему я послала за тобой.
Я почувствовал, как с каждым произнесенным ею словом тени дворца сгущаются вокруг меня.
— Могу я задать вопрос?
Она кивнула.
— Вы совершенно уверены, что Эйе сам не выступит в его поддержку?
На лице Анхесенамон внезапно возникло выражение такого одиночества, какого я не видел ни у одной женщины. Словно дверь ее сердца распахнуло порывом ветра. В этот миг я понял, что из этой странной ночи не будет пути назад и не будет выхода из угрюмого лабиринта этого дворца.
— Он уничтожил бы нас обоих, если бы знал.
В ее глазах читались одновременно решимость и страх.
— А вы можете поручиться, что он уже не знает?
— Нет, не могу, — сказала она. — Но если так, то он не подает виду. Он обращается с царем презрительно и держит его в зависимости от себя, словно тот еще не вышел из детства, из которого уже давно должен бы вырасти. Власть Эйе зависит от пашей покорности. Но в своем высокомерии он не замечает опасности: он недооценивает нас — недооценивает меня. А я не собираюсь более сносить подобного! Мы оба — дети нашего отца. И я — дочь своей матери. Я ношу ее внутри меня, она взывает ко мне, вдохновляет, побуждает к действию, невзирая на страх. Настало время нам вновь утвердить себя и свою династию! И я верю, что я не одинока в своем нежелании жить в мире, которым правит человек с настолько холодным сердцем.
Мне было необходимо тщательно все обдумать.
— Эйе очень могуществен. К тому же он очень умен и очень безжалостен. Чтобы перехитрить его, вам понадобится действенный и стратегически выверенный план, — наконец ответил я.
— У меня было предостаточно времени, чтобы изучить его и все уловки его ума. Я наблюдала за ним и думаю все же, что он не видел этого. Я ведь женщина, а следовательно, не заслуживаю его внимания. Я почти невидима. И кроме того — у меня есть идея. — Царица позволила себе принять на мгновение самодовольный вид.
— Уверен, вы понимаете, что стоит на кону, — осторожно проговорил я. — Даже если вам удастся провозгласить вступление царя на престол, Эйе почти наверняка будет по-прежнему держать бразды управления. Он контролирует множество могущественных фракций и политических сил.
— Всем известно, насколько Эйе безжалостен. Однако и у нас имеются союзники, а у него есть серьезные враги. Кроме того, надо помнить о его маниакальной любви к порядку. Он скорее даст разрезать себя на куски, чем станет рисковать повторением беспорядка в мире.
— Думаю, он наверняка предпочтет сперва разрезать на куски тысячу других, а уж потом себя.
Анхесенамон улыбнулась, в первый раз за нашу встречу.
— Эйе больше беспокоится о других, о тех, кто угрожает его единовластию. Вон военачальник Хоремхеб дожидается своего часа, о чем все знают. И помни, у нас есть еще одно огромное преимущество перед Эйе. Возможно, огромнейшее из всего…
— Что же это?