— Само время. Эйе стар. У него больные кости. У него больные зубы. Время-разрушитель добралось до него и взимает свою плату. Мы же, напротив, молоды, для нас время — союзник.
Она сидела передо мной во всем безыскусном очаровании молодости, одетая в золото Солнечного бога, улыбаясь этой мысли.
— Но время, как всем известно, еще и предатель. Мы все отданы ему на милость.
Царица кивнула.
— Мудро с твоей стороны напомнить об этом. Однако наше время — сейчас. Мы не должны упустить этот момент, ради нас самих и ради Обеих Земель. Если нам это не удастся, я предвижу, что нас всех ждет эпоха тьмы.
— Могу я задать вам последний вопрос?
Она улыбнулась.
— Мне говорили, что ты любишь вопросы. Вижу, это правда.
— Когда Тутанхамон объявит о своей коронации?
— Это произойдет в следующие несколько дней. Торжественное открытие нового Колонного зала отложено. Когда оно состоится, царю предстоит вступить во внутреннюю гробницу. Это наиболее благоприятный момент для перемен.
Насколько она была умна и быстро соображала! Царю предстояло посетить богов. После подобного события наступал наилучший момент для такого заявления — оно будет опираться на авторитет освященности свыше. Я ощутил дрожь возбуждения, возможности перемены — нечто, чего не чувствовал уже очень давно. Возможно, это сработает! Но я знал, что мой оптимизм опасен и может обмануть меня и толкнуть на опрометчивый шаг. Пока что мы пребывали в мире теней.
— Вы говорили, что хотите мне что-то показать?
Глаза 7
Это было небольшое резное изображение Эхнатона и Нефертити, вместе с их старшими дочерьми, поклоняющихся Атону — солнечному диску, великому символу их революции. От диска простирались вниз многочисленные лучи света, оканчивающиеся божественными ладонями, которые протягивали анх — священный символ самой жизни — странным маленьким человеческим фигуркам с воздетыми навстречу божественному благословению руками. Несмотря на неестественно гибкие, продолговатые конечности, выполненные в стиле того периода, это был вполне узнаваемый семейный портрет. Камень был не слишком стар — его края не истер ветер, не исшершавило время. Не было сомнений, что камень принесен из города Ахетатон.
Имелись и еще несколько примечательных моментов. Во-первых, знаки, составлявшие имя Атона, были сколоты. Это важно, поскольку имена имеют силу, а значит, надругательство было произведено как угроза душе самого Ра. Во-вторых, диск Солнца, великий круг, знак жизни, также был стерт. Однако ни то, ни другое не было неожиданным, поскольку после упразднения этой религии подобное надругательство над ее символикой стало обычным делом. Гораздо большее значение имело то, что у всех членов царской фамилии были стесаны глаза и косы, чтобы лишить их в Ином мире зрения и обоняния. И еще я увидел, что царские имена самой Анхесенамон также были удалены. Надругательство носило глубоко личный характер.
Это изображение обнаружили сегодня днем в коробке в царских покоях, в те часы, когда проходил праздник. На ней была пометка о том, что ее содержимое преподносится в дар царю и царице. Никто не мог вспомнить, как ее принесли, и у ворот в царские покои не отыскалось никаких записей о ее вручении. Казалось, она попросту возникла из ниоткуда. В самой подарочной коробке не было ничего примечательного — резной ящичек, скорее всего из древесины акации, фиванского рисунка и фиванской работы. Я порылся в соломе, в которую он был упакован: ни записки, ни послания. Посланием было само оскверненное изображение. Должно быть, потребовались определенные усилия, чтобы заполучить его, ибо Ахетатон, Город Горизонта, хотя и не был совершенно покинут, но тем не менее медленно превращался в прах, из которого был создан, и туда больше почти никто не ходил. Теперь о нем говорили как о проклятом и заброшенном месте. Мы с Хаи стояли, размышляя над загадочным объектом.
— И вы думаете, что этот камень как-то связан с тем, что произошло сегодня возле храма и что, взятые вместе, эти два события представляют угрозу вашим жизням? — спросил я.
— Каждое из них и само по себе может считаться тревожным. Но оба в один день… — отвечала царица.
— То, что произошло сегодня, и появление этого камня не обязательно взаимосвязаны, — заметил я.
— Почему ты так уверен? — быстро спросила Анхесенамон.
— Публичное выступление было намеренно политическим актом несогласия. В то время как здесь — нечто более личное и скрытное.
— Звучит несколько расплывчато, — заметил Хаи.