— Что с ней случилось? — прошептал Симут.
— Натрон поглотил всю жидкость из ее тела. К этому времени все ее внутренние органы уже, должно быть, начали превращаться в темно-бурую кашу.
— То есть она была жива, когда он с ней это сделал? — Бывалый солдат покачал головой, потрясенный такой изощренной жестокостью.
— Должно было пройти какое-то время, прежде чем она умерла подобным образом. Наверное, она сходила с ума от жажды. Это-то как раз его и завораживает: наблюдать, как люди страдают и умирают, запечатлевать смерть в мельчайших подробностях. Но не уверен, что он причиняет им мучения только ради удовольствия. Страдание — лишь часть процесса, но не цель. Он ищет что-то другое. Что-то более оригинальное.
— Но что? — спросил Симут.
Я опустил взгляд на несчастную безглазую женщину. Это был единственный вопрос, который теперь был важен.
Когда мы шли обратно по коридору, я вспомнил о маленьком стеклянном пузырьке, найденном в лаборатории Себека. Я открыл его. Казалось, что в нем нет ничего, кроме затычки и аккуратно надписанной даты. Потом я заметил на донышке остатки какого-то блестящего и мелкого белого порошка. Я потыкал в него пальцем и осторожно лизнул. Снова соль, но на этот раз не натронная. Какая-то другая. Вкус был мне знаком, но я никак не мог вспомнить откуда.
Глава 42
Великолепный корабль Хоремхеба, «Слава Мемфиса», стоял на якоре посреди тихих вод озера. Возвышаясь над собственным прозрачным отражением в воде, он казался каким-то грозным оружием. Вдоль всего корпуса шли повторяющиеся изображения Ока Гора, дарующие особую защиту. Среди них можно было видеть баранью голову Амона, крылатых соколов и фигуру царя, попирающего ногами врагов. По наблюдательным постам возле бортов дерзко вышагивала фигура Монту, бога войны, а надстройки на палубе были разрисованы разноцветными кругами. Даже лопасти весел украшало Око Гора. Чувство исходящей от корабля угрозы усиливалось при виде гниющих трупов семи хеттских воинов, повешенных вниз головой; тела медленно крутились под лучами утреннего солнца.
— Интересно, не показывался ли уже он сам, — сказал я Симуту. Мы стояли бок о бок, разглядывая это устрашающее судно.
— Нет. Он наверняка хочет, чтобы его торжественный вход во дворец произвел как можно большее впечатление.
— Вы знаете его лично? — спросил я.
Симут долгим взглядом посмотрел на корабль.
— Я обучался военному делу в Мемфисе, когда он был заместителем командира Северного корпуса. Я помню, как он прибыл, чтобы произнести речь на закрытом обеде, устроенном для подающих надежды офицеров армии Птаха. К тому времени он уже женился и вошел в царскую семью. Все знали, что вскоре Хоремхеб займет еще более важный пост, и обращались с ним почти так же, как если бы он был самим царем. Его речь была интересной. Он сказал, что у жрецов Амона есть один серьезный недостаток: их организация основывается на богатстве, а, по его мнению, у человеческих существ жажда богатства никогда не бывает удовлетворена — она становится неутолима и всегда оборачивается упадком и разложением. Он доказывал, что это обязательно и неизбежно породит в Обеих Землях цикл нестабильности и тем самым сделает страну уязвимой для врагов. Он говорил, что на армию возложена священная обязанность прервать этот цикл, силой установив власть порядка. Но это право может быть даровано армии только при условии, что она сможет содержать себя в абсолютной нравственной чистоте.
— Когда люди заводят речь о нравственной чистоте, это означает, что они скрывают собственную моральную нечистоплотность за иллюзией добродетели, — сказал я.
Симут взглянул на меня.
— Для того, кто служит в Меджаи, вы говорите интересные вещи.
— Я знаю, о чем говорю, — отозвался я. — Люди не способны на абсолютную нравственную чистоту. И это хорошо, на мой взгляд, поскольку в противном случае они не были бы людьми.
Симут хмыкнул и продолжил разглядывать стоящий в гавани огромный корабль.
— Также он сказал кое-что насчет царской семьи, чего я никогда не забуду. Он заявил, что ее главной целью извечно является сохранение династии как представителей богов на земле. Разумеется, если эта цель совпадает с интересами Обеих Земель, то все в порядке. Однако, говорил он, когда начинаются беспорядки или разногласия или когда царская фамилия не способна выполнять свои божественные обязанности, то в таких случаях страна должна ставить собственные нужды и ценности на первое место. Отнюдь не нужды правящей семьи. И поэтому именно перед армией, которая не желает для себя ни власти, ни богатства, но лишь утверждения своего порядка по всему миру, встает священный долг насаждать свой закон ради дальнейшего существования Обеих Земель.
— И что же, по вашему мнению, он подразумевал под «беспорядками и разногласиями»? — спросил я.