— После этого ничего не было как прежде. С отцом я встретился потом всего лишь раз, и когда он меня увидел, то качал кричать, словно безумный. Схватив стул, он попытался обрушить его мне на голову. А потом сел на землю и принялся плакать и стонать. И это был последний раз, когда я его видел. Понимаешь, он был совершенно безумен. Это была страшная тайна, но я знал. Меня отвезли в Мемфис. Со мной занимались, меня обучали, я жил с кормилицей, Хоремхеб стал моим опекуном. Он пытался быть мне хорошим отцом. Никто больше не произносил имени моего отца, словно бы его никогда не существовало. Мой родной отец превратился в призрак. А потом настал день, когда меня стали готовить к коронации. Мне было девять лет. Меня женили на Анхесенпаатон. Нам дали новые имена. Меня, который всю жизнь был Тутанхатоном, теперь переименовали в Тутанхамона. Она стала Анхесенамон. Имена имеют силу, Рахотеп. Мы потеряли тех, кем мы были, и стали кем-то другим. Мы были словно дети-сироты, ничего не понимающие, потерянные и несчастные. К тому же, я был женат на дочери той женщины, которая, как говорили, уничтожила мою мать. Но тем не менее нас ждал сюрприз, поскольку она очень мне понравилась. И каким-то образом нам удалось не возненавидеть друг друга из-за нашего прошлого. Мы понимаем, что это не наша вина. По правде говоря, она чуть ли не единственный человек во всем мире, которому я могу доверять.
Его глаза заблестели от нахлынувших чувств. Я решил, что не могу больше молчать.
— Кто была ваша мать?
— Ее имя, как и имя моего отца, превратилось в пыль и было развеяно по ветру.
— Кийя, — сказал я.
Он медленно кивнул.
— Я рад, что ты о ней знаешь. По крайней мере, где-то ее имя осталось жить.
— Я знаю ее имя. Но я не знаю о ее судьбе.
— Она исчезла. После полудня она была здесь, а к вечеру просто пропала. Помню, я побежал к сундукам с ее одеждой, и спрятался в одном, и отказывался вылезать, потому что все, что от нее осталось — это ее запах на ткани. Я по-прежнему храню эти сундуки, хотя все меня убеждают избавиться от них. Но я не хочу. Иногда мне вновь удается уловить слабый призрак ее аромата. Это служит мне большим утешением.
— И вы так и не узнали, что с ней произошло? — спросил я.
— Кто скажет мне правду? А теперь все, кто мог бы хранить подобные секреты, мертвы. Кроме Эйе… а он никогда не скажет. Эта загадка останется со мной навсегда. Порой я просыпаюсь среди ночи, потому что она зовет меня во сне — но мне не удается услышать, что она говорит. А когда я просыпаюсь, я снова еще раз ее теряю.
Где-то в темном углу пропела птица.
— Мертвые продолжают жить в наших снах, верно ведь, Рахотеп? Их вечность — здесь. До тех пор, пока живы мы.
И он мягко постучал пальцем по виску, глядя на меня золотистыми глазами.
Глава 27
Двумя днями позже могучие течения Великой Реки вынесли нас к южным владениям Мемфиса. Древние некрополи, выстроенные на границе с пустыней выше пахотных земель, и вечные храм и пирамида Саккары — первые великие сооружения в Обеих Землях — находились немного выше, на плато, и были не видны. Симут описывал и другие монументы, что лежали дальше к северу, но их мы также не могли видеть с реки: сияющие белые пирамиды Хуфу и его цариц, более поздний храм Хоремахета, а также великого Сфинкса, возле которого Тутмос IV воздвиг стелу Сна, на которой высек клятву очистить Сфинкса от наступающих песков, если станет царем — что и в самом деле произошло, хотя тогда у него не было законных прав претендовать на трон.
По сравнению с огромной столицей, медленно раскрывавшейся перед нашими глазами, Фивы вдруг показались маленьким поселением. Мы плыли довольно долго, глядя на множество отдельных храмовых комплексов, на обширные кладбища, граничащие на западе с пустыней, на предместья, где селился средний класс, и на кварталы бедноты, эти трущобы человечества, хаотические скопления лачуг, протянувшиеся в сторону бесконечной зелени полей. И повсюду, поднимаясь над низкими жилищами, вздымались белые стены, ограждавшие храмовые территории.
В окружении вышедших нам навстречу кораблей и барж, а также мелких частных парусных лодок и яликов, «Возлюбленный Амоном» вплыл в главный порт. Многочисленные причалы выдавались в реку вдоль всего порта; здесь стояли торговые и военные корабли из многих стран, с них сгружали на берег огромные штабеля драгоценной древесины и горы руды, строительного камня и зерна. Тысячи людей теснились на длинных мощеных дорогах, тянувшихся вдоль Великой Реки. Рыбаки забывали о своих сетях, глазея на великолепие царского корабля, с их рук и неводов капала вода, а улов трепыхался и бился, блеща серебром и золотом, на дне маленьких лодок. Чумазые портовые рабочие, стоя в своих лодках по колено в кучах зерна или на плитах грубо обтесанного камня, разглядывали царскую барку. Дети, подхваченные на руки родителями, махали с переполненных паромов. Все новые зрители, привлеченные шумом, выходили из мастерских, складских помещений и лавок.