Туула

Так уж получилось, и краска, и орудие труда у меня в руках - может, закончить? Тут и работы всего ничего. Туула смеется до слез, однако же тащит меня прочь от этого места - мы идем по мощенной клинкером улице Шилтадаржё мимо дворца Олизарасов, огороженного каменной ноздреватой стеной; Туула, развеселившись, толкает меня дальше, за угол, и лишь тогда озабоченно спрашивает: послушай, а если бы нас застукали? Что тогда? Тогда крышка, говорю, дурдом нам гарантирован. Да и родственничкам это ничего хорошего не сулит, факт. При последних моих словах из подворотни, над которой золочеными буквами на мраморе сообщается, что здесь некогда жил Адам Мицкевич, улыбаясь до ушей, возникает горе-художник, который, разумеется, еле на ногах держится. Он вежливо, даже слегка церемонно, просит у нас сигарету, а потом говорит, не будут ли молодые люди так добры - не проводят ли его немного, всего несколько шагов. Молодые люди? Дескать, он живет на Заречье, за мостиком... до его дома рукой подать, а уж там он как у Бога за пазухой. Знаю, знаю, как же! -чуть было не выпаливаю я и, спохватившись, прикусываю язык - к чему? Professore хочет взять нас под руки, но ему мешает желтый портфель, в котором что-то позвякивает, известно, что. Он неохотно отдает мне свою драгоценную ношу и повисает между нами, напоминая большого ребенка, - да тут совсем близко!.. Коротышка, и летом не расстающийся со шляпой, испорченный до мозга костей старикан, и тем не менее мы ведем его, ведем. Подумаешь, враг системы, хулитель Горби, стеномаратель! Смех, да и только! Но ведь такая работа, думаю я, требует подготовки, тщательной разработки плана, притом на трезвую голову, а уж после этого можно отправляться в город, надраться в какой-нибудь забегаловке и приступать к осуществлению задуманного — ведь как ни крути, а тот рисунок — творчество! Постойте, - просит художник-анималист, когда мы подходим к речке, - давайте присядем вон на ту скамейку под дубом, я вас угостить хочу, у меня тут в портфеле есть кое-что... пошли!