Тишина заполнила все его нутро, и Виктор согласился бы терпеть любой шум, любой скрежет, любую какофонию, лишь бы не чувствовать ужаса беззвучия. Пусть скрежещет металл, визжат сверла, грохочут тяжёлые молоты, перфораторы вонзятся в стены, хором вопят громкоговорители – только бы заполнить тишину.
Погода изменилась. Туча, напирающая издалека, ввергла небо в мрачное ожидание. Отяжелевшая от тысячи дождей, которые она несла в себе, туча грозилась упасть и раздавить микроскопического человека.
Угрюмое небо подчиняло себе настроение мира. Дома помрачнели, а чернеющая оконными проемами стройка, мимо которой проходил Виктор, зазвенела колокольчиками, словно праздничная лошадка.
– Эй! – позвал Виктор, встав перед ее фасадом, похожим на отвалившуюся голову каменного колосса. – Меня кто-то слышит?
Из окна выглянула коровья голова. И снова – звон колокольчиков.
– Чертовщина, – прошептал Виктор.
Все цвета почти исчезли, смазались, потемнели. Впереди материализовался тот самый кавказец, которого Виктор видел недавно, и быстро-быстро запрыгал на месте, размахивая руками, словно пытаясь отогнать от себя пчелиный рой. В его мелькании было что-то от танца, но больше – от припадка.
– Что с вами? – крикнул сквозь ветер Виктор.
– Акракка!
– Что? Повторите!
Но кавказец не ответвил и скрылся в сумерках.
Холод волнами царапал тело. Над головой взорвались невидимые бомбы. Порой небо бывает деликатным, начиная дождь редкими каплями и давая человеку возможность спрятаться, но в этот раз оно не церемонилось. Небесный зверь, вздрагивая молниями, явился как сила, которая не считается ни с кем и ни с чем.
Виктор оцепенел, запрокинув голову. Конец света наступил. Их было двое: зверь, необъятный, словно библейский левиафан, и человек, маленький, хрупкий, застывший между ужасом и восторгом.
Сквозь первозданный шум пробился чей-то крик:
– Я здесь! Сюда!
Мутный светлячок прорвался через водные стены, и Виктор потянулся к нему. Он падал, сбиваемый с ног грозой, бьющей в глаза гигантской фотовспышкой, рокочущей незримым космодромом, гремящей небесными заводами, – но, превозмогая, с рычанием поднимался и шел. Важно было только одно: идти.
Зверь взбеленился от такой наглости. Ветер швырнул Виктора на асфальт, и он потерял сознание.
2
Она проснулась в лунном мире с серебряным воздухом и болезненно плывущими предметами. Нет, предметы не двигались, но видела она их так, словно они лежали в аквариуме. Это напоминало сказку, но сказку наоборот – этакую анти-сказку, где все недоброе, противное и тошнотворное. Головная боль орехоколом сжимала мозг, запрещая шевелиться, а тело страдало так, будто его месили неумелые силачи-массажисты.
Опасливо спустив ноги с кровати, она осмотрела лунную комнату: тяжелое трюмо с овальным зеркалом, похожее на стул великана, а рядом странная картина, на которой нагой парень протягивает руку парящему старику в белой футболке – так она восприняла композицию Микеланджело. Все было большим, все ей нравилось. Но тут же в воображении возник сюжет, в котором вся эта масштабность обрушивается и расплющивает ее. «Боже, что со мной? – мысль подшипником ударила по вискам. – Ничего не помню… Накачали меня чем-то, что ли?»
Она подошла к трюмо, покрутилась перед зеркалом и осталась довольна своей внешностью: стройная белокурая девочка лет шестнадцати. Внезапно у нее закружилась голова, девочку стошнило. Упершись ладонями в колени, она сделала глубокий вдох. Пришло облегчение: мир перестал качаться, а руки и ноги налились силой. Девочка подошла к выключателю и ударила по нему пальцами, но свет не загорелся. Она нашла на полу сумочку и высыпала ее содержимое на кровать: помада, потертый айфон, полторы тысячи рублей разными купюрами, зеркальце, большие ножницы, связка ключей и четки с крестом. Айфон поманил, и девочка с нетерпением включила его. Яркость экрана беспощадно резанула по глазам, и пальцы выпустили айфон. Когда же девочка подняла его, он отказался включаться. Измучив кнопку частыми нажатиями, она со злостью отбросила бесполезный гаджет.
«Меня точно чем-то накачали, – подумала она. – Я даже имени своего не помню… Вот попала!»
Вылетев в коридор, она чуть не потеряла равновесие перед лестницей. Аккуратно спустилась в просторную гостиную с широкими лунными окнами и ахнула при виде грандиозной хрустальной люстры. Бесчисленные ледяные капли ловили и вбирали в себя серебро. Зачарованная, девочка утратила равновесие. От падения в голове слегка прояснилось, хрустальный дурман рассеялся.