Георгий Николаевич Слепцов возглавлял кафедру философии Восточно-Сибирского федерального университета в Якутске, чьим филиалом являлся Туунугурский политех. Именно ему выпало на долю править диссертацию Салтыковой, и он до сих пор вздрагивал, когда слышал эту фамилию. Холёное якутское лицо его сразу становилось испуганно-напряжённым, а любезная улыбка превращалась в оскал.
- Завтра повезём вас в Усалгу на шашлыки, - с энтузиазмом сообщил Киреев, сажая прибывшее светило в машину, которая должна была отвезти его из аэропорта в гостиницу. - Лидия Васильевна передаёт привет и извиняется, что не смогла встретить лично - у неё лекции.
Слепцов кисло улыбнулся, с такой безысходностью посмотрев в лобовое стекло, словно его везли в ГУЛАГ.
По пути Киреев развлекал учёного рассказами о достижениях Политехнического института, попутно выясняя, над чем сейчас работает прибывший корифей. Вопрос был не праздным. От ответа зависело, чему будет посвящена киреевская диссертация.
Это только несведущие люди думают, будто кандидатская, а тем более докторская, должны открывать новые глубины. В действительности диссертация - это штамповка, вся соль которой в налаженном производстве. То, что у нас считается научной школой - это когда некий авторитет подминает под себя тему, и те, кто попадают с ним в сцепку, встают на конвейер: у них есть готовый предмет исследования и образцы, а материалы им спускают. Диссовет у такого авторитета ручной, к защите принимает всё. На выходе имеется куча однотипных диссертаций, обсасывающих некий объект со всех сторон. Примеры этого были у Киреева перед глазами: в институте множество людей (математики, геологи, физики, строители) защитились по технике безопасности на горных работах, а главбух - вообще по философии. Всё зависело от того, с какими учёными у вуза налажено сотрудничество. Руководителю такого конвейера по выпечке диссертаций - прямой путь в академию наук, не говоря уже об административных постах, пусть даже символических, но хлебных. Место работы он выбирает сам, в провинции может вытирать ноги о начальство. Диссовет решает всё по его слову, и вообще кругом разводится немеряно холуёв. Плюс руководство и консультирование соискателей - это тоже некоторые копейки.
Поэтому Слепцов не удивился, когда Киреев начал подводить разговор к собственной кандидатской. Лишь попросил:
- Только не о самоуправлении развитием личности.
И оба засмеялись, вспомнив название салтыковского труда.
Когда на следующий день, утром, сановное тело загружали в микроавтобус, чтобы везти к горячим источникам Усалги, рядом вдруг нарисовалась Белая. Киреев думал, что она решила помахать ручкой на прощанье, но завкафедрой тоже залезла в машину и уселась возле Слепцова.
- А вы что же, Елена Викторовна, решили освоить философию? - спросил её Киреев, садясь рядом (все прочие места были заняты).
- Я делегирована руководством, Анатолий Сергеевич, - холодно сообщила та.
С другого боку Киреева подпёр Голубев - пышногривый, похожий на богемного художника, директор краеведческого музея. С Киреевым он был на короткой ноге - не раз отмечали вместе дни науки или годовщину воссоединения Якутии с Россией. Отмечания эти обычно заканчивались в здании музея, где можно было живописно разлечься на медвежьей шкуре, опершись о бивни мамонтов и потягивая пиво из бутафорской кружки древнего охотника. Поскольку Голубева звали так же, как и Киреева - Анатолием Сергеевичем, Вареникин не уставал пророчить, что придёт время, и Анатолий Сергеевич Второй сменит Первого на музейном троне. Голубева это почему-то ужасно пугало.
Протискиваясь к своему месту, Киреев услышал, как Вареникин, сидевший напротив директора музея, выспрашивал у того, зачем ему понадобилась философия.
- Ну ладно - мы, околонаучные приживалы. Но вы-то зачем лезете в наше болото?
- А вот чтоб с трона не скинули, как вы правильно говорите.
Расположившаяся рядом с Вареникиным Салтыкова демонстративно фыркнула, явно задетая словами про околонаучных приживал. Она повернулась к двум сотрудницам кафедры, сидевшим по другую руку от неё, и что-то зашептала, делая страшные глаза - те снисходительно прислушивались, улыбаясь уголками губ. Обе они были женщинами более чем зрелой красоты, и, как видно, до сих пор ещё не определились со своим отношением к мужской половине кафедры - по крайней мере, поглядывали на Киреева с Вареникиным с меньшей холодностью, чем это повелось со времён предыдущей начальницы.
Наконец, машина тронулась. Салтыкова, как по сигналу, принялась обрабатывать бывшего научрука, повествуя о своих грандиозных достижениях и не менее грандиозных планах. Заодно пожаловалась, что начальство (тут она бросила красноречивый взгляд на Белую) совсем не ценит её усилий, почему-то отдавая предпочтение молодым кадрам (не менее красноречивый взгляд в сторону Киреева), которым дарят часы и грамоты в обход заслуженных работников образования.