Туунугур (СИ)

Жизнь у Фрейдуна Юхановича не складывалась. В свои сорок с гаком он оставался холост, ютился в студенческом общежитии, получал маленькую зарплату, да ещё никак не мог совладать с письменной речью. К счастью, у него была масса родственников по всей России, которые не давали ему пропасть. Родился он в Азербайджане, образование получил в Хабаровске, а в Туунугуре оказался благодаря брату - главврачу больницы. Теперь это дитя жарких стран наводило шорох среди отпрысков скотоводов, бегая за студентками и пропагандируя среди них духовные ценности "Домостроя" - книги, из которой Джибраев неустанно черпал вдохновение для своего будущего (как он верил) семейного строительства. Эмансипированные дочери снегов, однако, не разделяли его восторгов, что приводило Фрейдуна Юхановича в глубокую печаль. А тут ещё это соперничество с Вареникиным за место под Солнцем... О завтрашнем дне Джибраев думал с содроганием.

- У Вареникина ведь жена и дети, - продолжал он ныть. - Его попробуй уволь - по судам затаскает. А меня-то - запросто.

Киреев, тоже не обременённый супругой, лишь посмеивался - переживания по поводу работы в шараге Политехнического института казались ему сущей ерундой.

Коммунисты митинговали возле статуи богини Ники, которую какой-то шутник из городского руководства в незапамятные времена возвёл посреди столицы железорудного края. Речь держал бодрый дядька в красной рубахе, с алой ленточкой, приколотой к куртке (как выяснилось позже, глава местной организации КПРФ по фамилии Песец). С двух сторон дядьку сторожили две тётки средних лет, одна из которых радостно поблёскивала золотыми зубами, другая же - бледная и сухая - взирала на собравшихся с пронзительностью бывалой гебистки.

Слушателей было немного, человек тридцать. Они косились на Киреева с Джибраевым как Ленин на фотокорреспондента либеральной газеты или как на агента царской охранки. Последние, кстати, тоже вертелись рядом, пытаясь осуществлять скрытую съемку: из-под стыдливо сложенной газетки предательски бликовал объектив видеокамеры.

В промежутке между речами, раздачей слонов и развешиванием умалатовских медалек Песец вручил нескольким подозрительным личностям партийные корочки. Одного, похожего на зубрилу, очкарика главный коммунист города представил как "нашего юриста, много помогавшего нам в нашей деятельности... бла-бла-бла... борьба за права трудящихся... бла-бла-бла...". Киреев навострил уши. Ему показалось, что где-то в небесах прозвучал звоночек. Юрист?

Памятуя о своём давнишнем визите к юристу, Киреев не очень доверял этому племени, но тут-то - боец, оппозиционер с холодной головой и пламенным сердцем, отрекомендованный лично Песцом. Сама судьба шла в руки Кирееву.

Дождавшись, пока красный юрист освободится, он приблизился к нему и кратко обрисовал ситуацию с эксплуатацией трудящихся в институте. Юрист, представившись как Бажанов Павел Сергеевич, глянул на Киреева мужественными глазами сквозь благородные очки и продиктовал номер телефона. Птички вокруг щебетали песнь победы, в воздухе разливался весенний аромат удачи. Будущее переливалось всеми оттенками кумача и где-то очень далеко шелестели купюры компенсации за сверхурочные, которые, плача и ругаясь, выплачивал ему туунугурский Ким Чен Ын.

Май - единственный месяц, когда жители Туунугура могут насладиться весной. Обычная якутская зима длится до Дня солидарности трудящихся, потом начинает резко теплеть, в годовщину победы уже вовсю журчат ручьи, а спустя две недели приходит лето во всей своей сибирской красе, принося в затопленный внезапной жарой город пыль и духоту. В Политехническом институте тоже идут горячие деньки - в самом разгаре экзамены и зачёты. Преподаватели в последний раз измываются над студентами, чтобы со спокойной душой разойтись по отпускам.

Киреев решил не ждать этого времени и наведаться в Якутск, чтобы на случай нового визита директора на кафедру уже иметь на руках тему диссертации и план работы. Он действовал в двух направлениях: выполнял взятые на себя обязательства и одновременно, на случай, если начальство снова начнёт закручивать гайки, готовил плацдарм для удара в тыл любимому вузу.

Просто так в Якутск его, конечно, никто не отпустил. Визит к научному руководителю ни в коей мере не являлся уважительной причиной для отсутствия на рабочем месте, и Кирееву пришлось, склоня выю, наведаться к Белой. Та долго мурыжила его недомолвками, тянула резину, пока Киреев, вскипев, не пригрозил опять положить заявление об уходе. Завкафедрой, скрепя сердце, дала добро, но потребовала залог.

- У вас контракт заканчивается. Институт уже объявил конкурс на замещение вакантной должности. Срочно заполняйте документы.

Киреев побрёл в учёный совет.

Конкурсные бланки были старые, оставшиеся ещё с советских времён, и содержали в себе такие экзотичные пункты как "участвовали ли вы в партизанской борьбе?" и "были ли вы на оккупированной территории?" (в обеих графах Киреев принципиально поставил "да").