Туунугур (СИ)

Примерно через час микроавтобус прибыл к переправе. Уже стемнело, и стало ясно, что паром - последний. Перспектива заночевать на берегу никого не привлекала. Осталось-то всего ничего - час на пароме, полтора часа по асфальту, и вот он - Якутск. Но паром отходить не торопился - команда явно хотела отчалить с полной загрузкой, чтобы собрать побольше денег. Для этого не помешала бы парочка грузовиков, которых пока не было. Джек воспользовался заминкой и принялся фотографировать Лену и "Делику" на ее фоне. Наконец, паромщики начали потихоньку запускать легковушки, расставляя их у краёв парома, чтобы оставить в центре место для фур. Потом дело застопорилось, и команда куда-то разбрелась. Не успел Киреев оглянуться, как Джек занял место паромщиков и сам начал направлять машины, размахивая руками, как заправский регулировшик. Это ему, однако, быстро надоело, и он спрятался в "Делике" - паромщики не успели обнаружить ретивого бельгийца, чтобы сказать горячее русское "спасибо". Но неправильно заехавшие машины всё-таки согнали и переставили по-своему.

Наконец, погрузка завершилась, и паром отчалил. Команда потащилась взымать бабло с оказавшихся в их распоряжении людишек. Дошла очередь и до "Делики". Прикорнувшего Джека растолкали, потребовали пятьдесят рублей. Тот достал плотную пачку купюр, лихо вытянул банкноту и протянул ее Кирееву с улыбкой: "Айм рич!". "Вот ведь непуганый какой", - с отеческой снисходительностью подумал о нём Киреев.

Паром пристал, микроавтобус съехал, на берегу был объявлен привал. Там стояло несколько киосков. Киреев вылез из машины и пристроился за двумя якутами, ждавшими своей очереди в киоск. Расстояния в очереди отражали всю широту якутской души. Незнакомый с местными обычаями, Джек решил, что он первый, а то и вообще единственный - и, обойдя киоск с другой стороны, всунулся в окошко с традиционной просьбой: "Коффэ!".

Урок этикета оба якута проводили с воодушевлением и использованием местных и общероссийских идиоматических выражений. Джек смотрел на них из очков и спокойно прихлебывал кофе, хотя во взгляде его чем дальше, тем больше проявлялось смятение. Пришлось Кирееву вмешаться и объяснить, что урок пропадает втуне, поскольку басурманин не понимает ни бельмеса. Осознав ошибку, якуты сменили гнев на милость и, заржав, обратились к иностранцу с единственно уместным вопросом: "Экстрим?". И вот тут Джек очевидно струхнул. Видимо, решил, что если Киреев видел его деньги, то ему сейчас этот самый экстрим и устроят. Однако подтвердил, что да, экстрим, после чего был оставлен аборигенами в покое допивать свой кофе.

К Якутску гнали уже ночью. Не заметив, пролетели село Ой, где по легенде споткнулся первый якутский президент (в честь чего и назвали село). Водила врубил сборник какой-то жуткой попсы на полную громкость. Задремавшая было девушка, нежная столичная штучка, возмутилась и потребовала прекратить измываться над ее тонким слухом. Шофер, притормозив, сказал ответную речь. За вычетом примерно половины лексических единиц смысл её сводился к тому, что его уже тянет в сон, и музыка нужна, чтобы не заснуть.

Наконец, "Делика" въехала в обитель дотационного разврата, северный Вавилон. Жители Якутска - они как москвичи. Даже хуже, ибо москвичей в Туунугуре почти не бывает, а вот якутцы туда наведываются регулярно и ведут себя как обитатели культурного центра, попавшие в глухую дыру. У туунугурцев это вызывает недоумение и обиду, ведь вся планета знает, что Туунугур - это тоже столица. Главный город Южной Якутии. И граница к ней, между прочим, ближе. Да и железная дорога есть. Не то, что у некоторых.

Начался процесс развоза по адресам. С бельгийцем простились возле самой крутой гостиницы Якутска. Киреева в его хостел доставили последним. Это был видавший виды двухэтажный барак, который, как и большинство зданий в Якутске, стоял на сваях. Киреев поднялся на высокое деревянное крыльцо, долго звонил в дверь, потом ещё дольше объяснял заспанной якутке, что бронировал номер, но опоздал из-за неодолимых препятствий. Та с ужасом взирала на его измазанную в грязи одежду, явно вспоминая все штампы о жителях далёкого Туунугура. Некоторое время раздумывала, можно ли пускать такого постояльца под крышу столь уважаемого заведения, потом, видно, решила, что деньги не пахнут, и повела его в комнату.

- Душ - в конце коридора, а туалет - во дворе, - сообщила она, не оборачиваясь.

Киреев шёл, оставляя за собой ошмётки глины. В комнате он сбросил с себя замызганную одежду, вымыл лицо и руки, и, обессиленный, рухнул в постель.