Туунугур (СИ)

Линию защиты она, впрочем, успела продумать хорошо и выступила на заседании с речью, в которой изобразила себя всеми обижаемой сироткой, которой ни от кого нет помощи. Салтыкова не осталась в долгу, обвинив Белую в заговоре против себя. Директору удалось вклиниться в бабий гвалт. В своём фирменном стиле мамбет громогласно взялся доказывать, что если и есть в институте несчастный человек, то это он, директор: "Вы думаете... меня все любят? Меня в Якутске... знаете, как называют? Меня на приёме... в коридоре два часа держали!". Потом разговор как-то незаметно перекинулся на подготовку диссертаций, и взоры присутствующих обратились на Киреева, который только что приехал из Якутска.

- Как у вас с этим? - спросил Степанов.

Киреев честно сказал, что никак. Директора закоротило. Он набычился:

- Мы пошли вам навстречу! За это время!.. Можно было сформулировать тему! И найти научного руководителя! На следующий срок!.. Мы вас можем не утвердить!

Киреев вспоминал, как институт шёл ему навстречу, и молчал. Под конец, когда все выдохлись, он всё же взял слово и вторично обрисовал Степанову ситуацию с учебными часами. Шрёдер, слушая его, сидела и кивала. "Вот ведь, - подумал Киреев, - засекомое, змея подколодная, а тоже ведь понимает". Зато Степанов не понимал. Он опять заискрил: "Вы это!.. Потому что я вас критиковал! Это - неконструктивно!". Киреев констатировал, что это не ответ, и опять замолчал. На этом заседание и окончилось.

На просторах страны бушевала сессия. В начале июня Шрёдер вызвала к себе Киреева и спросила, почему он, секретарь экзаменационной комиссии, опаздывает с документами? Кирееву понадобилось секунды три, чтобы осмыслить этот вопрос.

- Ольга Валентиновна, - медленно произнёс он. - Вы ведь обещали освободить меня от обязанностей секретаря.

- Я лишь дала принципиальное согласие. А договариваться об этом вы должны были с завкафедрой самостоятельно.

Кирееву показалось, будто кто-то на небесах громко расхохотался. Договориться с завкафедрой? Белая и без того нагрузила его сверх всякой меры, сделав составителем расчёта часов, куратором двух групп и ответственным по науке. Договариваться с ней о чём-то было бессмысленно. Киреев не стал ничего доказывать - в тот же день он забрал своё заявление на конкурс, уведомив Белую, что увольняется на фиг.

До окончания договора ему оставалось отработать три недели. Он использовал это время для сбора компромата на вузовское начальство (благо, все документы лежали в открытом доступе на кафедре). Среди открывшихся фактов больше всего Киреева возмутило то, что завкафедрой прописала себя в качестве руководителя его с Вареникиным "творческого коллектива" и присвоила ещё тридцать тысяч.

Киреев поделился этим открытием с Вареникиным. Александр Михайлович остался к известию совершенно безразличен, лишь выразил лёгкое удивление по поводу Киреевской ярости.

- А чего вы ожидали, Толя?

По натуре Вареникин был сангвиник-оптимист, хотя и считал себя холериком (впрочем, выпив, становился похож). В лихие девяностые ему как-то повезло взлететь от простого преподавателя до заведуюшего медучилищем. Но потом звезда Вареникина начала закатываться. Сначала училище передали в ведение другого министерства, а потом он испортил отношения с какими-то шишками в Якутске, поставив на неправильного кандидата в депутаты. В результате ему пришлось уйти в Политехнический институт, где он сначала исполнял обязанности завкафедрой, а потом был понижен до старшего преподавателя. Однако, Вареникин не унывал и надеялся вновь поймать удачу за хвост, защитив диссертацию.

На окружающий кавардак Александр Михайлович взирал со своей фирменной легкой улыбкой из-под ницшеанских усов. Используя многочисленные знакомства в Сибирском федеральном округе, он смог оформиться аспирантом очного отделения где-то в Иркутске, и глядел на будущее с оптимизмом. Стипендия его целиком шла в карман научного руководителя, а в институте позиции Вареникина были незыблемы, поскольку аспирант - это лишний плюсик в отчетность института.

Зато Джибраев был в панике. Неостановимые реформы образования обещали институту дальнейшие сокращения. То, что именно его ставка первой пойдет под нож, он не сомневался. Пробравшиеся всюду евреи поддерживали и продвигали только своих, а его, несгибаемого оппозиционера, да еще и без ученой степени, поддержать было некому. Поэтому Фрейдун Юханович рвал и метал по поводу своей диссертации, захомутав Киреева. Тот, как мог, приводил её в божеский вид.

Решению Киреева уйти из института Джибраев искренне огорчился.

- Нет-нет, они вас просто так не отпустят! Кто же тогда будет читать экономику? - в который раз вопиял историк.

Многоопытный Вареникин, посмеиваясь, заметил, что этот вопрос вообще никого не волнует, даже заключил с Джибраевым пари на коньяк. И разумеется, выиграл.

Киреев решил идти до конца и начать со Степановым открытую войну. Для начала он позвонил Бажанову - тому самому юристу, с которым познакомился на маёвке. Договорились встретиться в штаб-квартире коммунистов.