Туунугур (СИ)

По идее, сюда на моторке должен был прибыть брат Егора. Но они пришли с опережением графика на сутки. Куковать на берегу никому не хотелось, однако ж пришлось. Киреев сгоряча предложил самим двинуться вверх по Алдану, но эту идею сразу откинули, едва вошли в Алдан. Течение было такое сильное, что последние сто метров до сплавщицкой избы пришлось тянуть лодки за собой.

Добравшись до избы, заново упаковали вещи и установили на берегу сырбинское весло с прицепленным к нему мусорным мешком вместо знамени.

Моторка ожидалась вечером следующего дня. До того времени Киреев шлялся по берегу, гулял в лесу, валялся на нарах, сидел на седушке от компьютерного кресла, которое кому-то пришло в голову притащить в избу. Оставалось только биться башкой о бревенчатую стену. Сырба пытался удить рыбу. Егор и Генка махали всем проходящим судам, но оттуда не обращали на них никакого внимания. Скоро их остервенелые прыжки стали напоминать шаманские пляски - не хватало только костра и бубнов.

Избавление пришло точно по расписанию. В моторке, однако, сидел не брат Миннахматова, а его коллега с работы по имени Евгений - русский мужик средних лет.

- Ну что, заждались, хе-хе? - приветствовал он высыпавших на берег сплавщиков. - Грузитесь.

Те уложили вещи. Евгений запрыгнул в моторку, начал отворачивать крышку у стоящей на дне десятилитровой ёмкости, чтобы перелить бензин, и вдруг яростно заругался. Словарный запас у него был не ахти какой, зато экспрессия - будь здоров.

- Не то взял... - объяснил он, с досадой ударяя кулаком по борту лодки. - У нас же две этих хреновины... Одна - с маслом, другая - с бензином...

В общем, бензин остался в Томмоте (понятное дело, во всём был виноват брат Миннахматова).

- И что делать? - спросил Егор.

- Проплывём, сколько сможем, - развел руками Евгений, прихлебнув из полуторалитровой бутылки воды "Новотроицкая".

Смогли только сорок минут. Когда движок заглох, высадились на берег и стали думать, что делать дальше. Ждать теперь было некого и на попутку тоже надежды было мало: восемь вечера - совсем не час пик для Алдана.

Оставалось впрячься в лямку и по-бурлацки волочь моторку против течения. Так и поступили. Тащили все по очереди, кроме Сырбы, который стоял на носу и отталкивался шестом от берега. Евгений тоже увильнул от своих обязанностей. Он вообще предался черной меланхолии, и, отхлебывая от бутылки "Новотроицкой", погружался всё глубже в недра моторки, бубня оттуда: "Да бросьте вы эту баржу".

Вскоре достигли заводи, окруженной густыми зарослями. Кусты были плотными, веревка то и дело цеплялась за ветви и норовила замотаться. Бурлаки решили перекурить. Генка попросил у лежащего пластом на дне моторки Евгения бутылку "Новотроицкой", тот нехотя передал. Генка глотнул и закашлялся - внутри был едва разведённый спирт. Сплавщики быстро сориентировались и пустили бутылку по кругу (все, кроме Генки), после чего продолжили скорбный путь по реке, волоча за собой лодку.

Тащились почти до полуночи, успев приговорить спирт до конца. Наконец, набрели на ключ, а рядом, на высоком берегу, заметили избу. Евгения из лодки вытащили с трудом. Он уже не вязал лыка и самостоятельно идти не мог. Киреев и Миннахматов подхватили его подмышки и понесли наверх.

В избе было неуютно.

- Воняет, как будто тут кто-то сдох, - кратко охарактеризовал обстановку Сырба.

Но делать было нечего. Евгения положили на нары, потом стали решать, кому где устроиться на ночлег. По избе в дополнение к её родному запаху носился перегарище Евгения, и никто не знал, что этот субъект отмочит ночью. Ложиться с ним рядом дураков не было.

Киреев вспомнил про свой спальник и вышел на улицу. Побродив в полной темноте по окрестностям, он наткнулся на какой-то столик, стоявший под навесом. Для киреевских габаритов столик был маловат, но всё же лучше, чем голая земля. Киреев разложил на нём спальник, залез внутрь и, свернувшись комком, заснул.

Разбудили его утром, найдя на столе. Перекусили тем, что еще оставалось, и пошли на берег. Похмельный и осунувшийся Евгений уже сидел в моторке. Сплавщики готовы были продолжать своё пешее паломничество в Томмот, но тут судьба, наконец, улыбнулась им.

Навстречу течению, из-за поворота, выходили два парома. Все резво запрыгнули в лодку, Киреев с Миннахматовым схватили тяжелые деревянные весла и оттолкнулись от берега. Вероятно, точно так же когда-то пираты брали на абордаж испанские галеоны с золотом.

- Не успеем! - кричал Миннахматов, налегая на весло.

- Успеем! - орал в ответ Киреев.

Первый паром начал замедлять ход. На палубе засуетились два мужика. Один из них, голый по пояс, заорал: "Куда вы прёте?".

И тут Евгений, наконец, очнулся от летаргии. Он запрыгнул на нос лодки, сгрёб верёвку, привязанную к носу, и запустил ею в мужика на пароме. Тот обалдел и машинально, по матросской привычке, обмотал верёвку вокруг кнехтов, затянув её узлом. Моторку поднесло к борту парома.

Полуголый мужик орал молодому якуту, что сидел в рубке:

- На хера ты тормозил? - И тут же переключился на Евгения: - Ты! Стой! Стой!.. Не-е-е-ет!