Туз в трудном положении

– БУДУЩИЙ ПРЕЗИДЕНТ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ… – Тахион наконец начал слышать происходящее, – …ГРЕГ ХАРТМАНН!

Пятнадцатитысячный зал взорвался. Оркестр грянул «Звезды и полосы навсегда». Приветственные крики, улюлюканье, свист. Вниз поплыли воздушные шарики, разлетавшиеся в стороны под отчаянными взмахами хартманновских плакатов. Тахион содрогнулся от звукового удара и близости такой массы людей.

Его ноющие глаза устремились на сцену. Грег широко улыбается и машет рукой, держа за руку Джексона. Эллен, бледная и осунувшаяся, сидит рядом с ним в кресле-каталке и улыбается. Внезапно Тахион осознал то, что было до сих пор какими-то дополнительными сведениями. На восьмидесяти процентах присутствующих были надеты маски. То, что было всего лишь безнадежным предприятием, теперь стало неосуществимым. Ему никак не удастся своевременно отыскать Джеймса Спектора и помешать убийству.

Он плакал, а вокруг орала толпа.

– …Будущий президент Соединенных Штатов Грег Хартманн!

В зале толпа пришла в неистовство. Зелено-золотые плакаты Хартманна раскачивались под звуки оркестра. С потолка на радостно кричащих делегатов сыпались воздушные шарики.

Кукольник чуть ли не кончил. Скопившиеся за долгую неделю эмоции выплескивались одним бурным торжеством, и сила этого потока была просто сногсшибательной. Грег снял клоунскую маску и шагнул к кафедре, победно вскинув руки. В ответ неслись яростные вопли, шум стоял просто оглушительный. Ему пришлось криком подзывать к себе Джесси. Они сцепили руки, вскинули их вверх, демонстрируя собравшимся, – и приветственные крики еще усилились, заглушая оркестр и сотрясая зал.

Это было великолепно. Это был настоящий экстаз.

Овация длилась несколько долгих минут. Грег снова помахал, поднял руки и кивнул. Заметив Джека наверху в кабинке Си-би-эс с Кронкайтом, он адресовал им улыбку и продемонстрировал большой палец. Он поцеловал Эллен, сидевшую в кресле-каталке на заднем плане. Он широко ухмыльнулся Девону, Логану, всем остальным. И он знал, что под своими масками они ответно ему улыбаются.

«Мы справились! – Кукольник был опьянен всеобщим обожанием. – Все наше, нам принадлежит все!»

Грег мог только беспомощно ухмыляться, соглашаясь. «Все наше».

Когда зал наконец чуть утих, он шагнул к кафедре. Он посмотрел на набитый людьми амфитеатр, на собравшуюся внизу плотную толпу. Многие были в масках, как и те, кто стоял на сцене.

– Спасибо вам, всем до одного, – проговорил он хрипло, и они снова взревели. Он поднял руки, и крики стали тише. Было очень приятно иметь над ними такую власть. – Эта борьба была самой упорной в моей жизни, – продолжил он, – но мы с Эллен не отчаивались. Мы доверяли вашему разуму – и вы оправдали это доверие.

В зале началось скандирование.

– Хартманн! Хартманн! – Водяной вал, поток – он увлек их всех. – Хартманн! Хартманн!

Грег покачал головой с наигранным смущением, купаясь в эмоциях и широко улыбаясь залу.

– Хартманн! Хартманн!

И улыбка неожиданно застыла у него на лице. Каким-то образом Маки оказался в передних рядах, ухмыляясь вместе со всеми: горбатый паренек, почти мужчина, одетый в черное и кожу. У Грега по спине пробежал озноб.

«Не страшно, – пробормотал Кукольник у него в голове, – все нормально. Я с ним справлюсь».

Однако Грег содрогнулся, и когда он снова подался к микрофонам, в его голосе стало меньше энтузиазма.

Пробиваясь через зал через обезумевших делегатов в белых шляпах из пластмассы, оформленной под соломку и с надписью «Хартманн», Маки чувствовал себя так, словно он сделан из воздуха. Становясь бестелесным, он ничего особенного не испытывал, но сейчас решил, что это должно было бы ощущаться именно так. Словно он в любой момент растает, как облачко.

Всю прошлую ночь он не спал, зажатый между двумя вонючими пьяницами в автобусе из Нью-Йорка. Извращенец в деловом костюме, любитель странных ощущений, подобравший его на Таймс-сквере, явно понимал, что та любовь, которую он ищет, стоит дорого в век истерии по поводу СПИДа: в кармане у него оказалась неплохая пачка купюр. Даже после того, как Маки выбросил заляпанную кровью сотню, оказавшуюся сверху, денег на авиабилет ему хватило бы с избытком. Однако он не решился сесть в самолет. Его могут разыскивать в аэропортах: он уже три раза позволил себя увидеть.

Человек будет очень разочарован.

Сейчас Человек стоял на сцене. Притяжение любви и раскаяния влекло Маки к нему. Ему не дозволяется подходить к Хартманну на публике. Он и не станет. Ему просто нужно оказаться рядом.

Он вылез из-под рядов комментаторских кабинок, нависших над набитым залом, словно «Звезда Смерти». Извиваясь вьюном, он проскользнул мимо орущих мужчин в плохо застегнутых рубашках и жирных теток в светлых платьях: рожи у них у всех лоснились от пота, сала и жажды ухватить кусок с пиршественного стола капиталистов.

Это зрелище вызвало бы у него отвращение и страх, если бы у него в голове оставалось место на что-то, кроме мыслей о Хартманне. О любви, долге и крахе.