Туз в трудном положении

Сегодняшний день дался ему нелегко: отражение, взиравшее на него из зеркала, выглядело измотанным.

«Барнет мой, – снова решительно заявил Кукольник, и Грег почти ожидал увидеть, как его собственные губы начнут двигаться с этими словами. – Как только мы сделаем из него нашу марионетку, мы сможем манипулировать им точно так же, как Гепхардтом или Бэббитом. Немного подтолкнуть тут и там…»

«Мы уже пытались это сделать во время каких-то дебатов, – напомнил ему Грег. – Он всегда держался на расстоянии, не позволил нам ни пожать ему руку, ни еще как-то дотронуться. Это безумие».

Кукольник презрительно фыркнул:

«На этот раз получится. Доверься мне. Без меня тебе не победить».

«Но Гимли…»

«Нам надо попытаться. Если ты перестанешь мне сопротивляться, у нас все получится».

«Ладно. Ладно».

Билли Рэй упорно болтал все те несколько минут, которые занял спуск на этаж Барнета. Грег не прерывал его монолога, но ничего из сказанного не услышал. Когда двери лифта открылись, Рэй вышел в коридор и, предъявив свое удостоверение, заговорил со стоявшими там охранниками. Грег прошел к краю балкона и стал смотреть вниз, в ярко освещенное фойе. Какой-то планер приземлился на ковер у его ног: Мистраль. Он поднял игрушку и легким движением отправил в полет. Планер сделал петлю, а потом начал неспешный спуск. Кто-то несколькими этажами ниже увидел его и пьяно закричал «Ура!».

Через пять минут сигнал лифта негромко тренькнул. Грег повернулся и увидел, как оттуда вышла леди Блэк, а следом за ней – Флер и Лео Барнет. Грег нацепил улыбку и шагнул вперед:

– Преподобный Барнет, ваши помощники очень хорошо вас защищают.

Леди Блэк шагнула в сторону, но нахмурившаяся Флер осталась стоять между Грегом и Барнетом. Грегу пришлось остановиться, чтобы не налететь на нее. Он чуть сдвинулся в сторону и протянул Барнету руку.

Кукольник собрался, готовясь прыгнуть.

Барнет был грубовато-благообразен: светловолосый идеал проповедника-южанина. Слабая улыбка играла на его полных губах, а в звучном голосе сохранились отголоски местного говорка.

– Сенатор Хартманн, мне очень жаль. Иногда мои помощники считают, что мне мало будет защиты Господа. Вы же понимаете. – Он посмотрел на протянутую руку, и по его губам еще раз скользнула слабая улыбка. – И я бы с радостью пожал вам руку, сенатор, но, к сожалению, у меня она сейчас немного болит. Небольшая неприятность у входа.

Кукольник разразился проклятиями. Грег убрал руку.

– Скажите ему, что это был джокер, преподобный! – рявкнула Флер. – Расскажите, как вы пожали грешнику руку, а он попытался ее раздавить. Я все же считаю, что вам нужно обратиться в больницу. Перелом…

– Это всего лишь синяк, сестра. Прошу вас… – Барнет улыбнулся Грегу, словно они обе знали какую-то особую шутку. – Уверен, что с сенатором такое тоже случалось. Рукопожатия – это бич политиков.

– Это верно, – согласился Грег. Ему чертовски надоело улыбаться. Он кивнул стоявшей с каменным лицом Флер. – И мне особенно жалко, что это был джокер.

– Джокер со значком вашей кампании! – фыркнула Флер.

– Которые мои сторонники, как и ваши, раздают тысячами, – парировал Грег с несколько излишней резкостью. Он повернулся к Барнету. – Недопонимания и так более чем достаточно. Мне хотелось поздравить вас и вашу команду с упорной борьбой по поводу платформы и выразить радость по поводу того, что мы наконец пришли к компромиссу.

Губы Барнета дернулись, и Грег понял, что сумел задеть его за живое.

– Я не соглашался на эту платформу, – сказал Барнет. – Среди моих сторонников нашлись… э… слабодушные люди, которые сочли нужным принять ее, несмотря на мои возражения. Это было ошибкой, и – должен признаться в тщеславии – мне от этого тошно. Но Господу нужны и наши поражения, сенатор. Он показал мне, что мне не следовало играть в эти политические игры. Я начинаю понимать, что этот съезд – неподходящее место для такого, как я.

На мгновение Грег ощутил прилив оптимизма. Если Барнет снимет свою кандидатуру, то даже если он рекомендует своим сторонникам голосовать за Дукакиса или Джексона… Но Барнет уже снова улыбался, достав потертую Библию из кармана пиджака и поглаживая ее позолоченную обложку.

– Я служитель Господа, сенатор. Все оставшееся время съезда я намерен делать то, что умею делать лучше всего: я буду молиться. Я запру двери для внешнего мира и открою двери моей души.

Похоже, на лице Грега отразилось недоумение.

– Сегодняшний день вряд ли можно считать вашим поражением, преподобный, как и моей победой. Мне бы хотелось вместе с вами найти новый путь, тот, по которому могли бы пойти и мы с вами, и наша партия. Изоляция – это не решение.

Барнет серьезно кивнул, словно мысленно взвешивая аргумент Грега.