Тварь из бездны времен

К счастью, лодка снова поднималась, когда ударили волны, в результате под водой оказалась не вся ее носовая часть. Дормана отбросило в сторону борта, а затем вперед по палубе. Он на секунду зацепился за основание пушки–гарпуна; руки его скользили и отчаянно цеплялись за что–то тонкое, что можно было обхватить.

Дорман изо всех сил пытался подняться, и ему почти удалось встать на ноги, когда первый гребец, шатаясь, подошел к нему, схватил за плечи и снова отбросил от борта.

Это был молодой мужчина с густой бородой; казалось, он внезапно сошел с ума. Он что–то кричал, но Дорман ничего не мог расслышать — таким громким был рев ветра; матрос с фанатичной яростью смотрел на Дэвида.

Прежде чем Дорман успел подняться, его схватили за плечи во второй раз, и он понял, что борется с мужчиной. Дэвиду почти тотчас же нанесли яростный удар в висок, на который ему каким–то образом удалось ответить. Он даже сумел ударить безумца коленом в пах, но прежде чем он смог вырваться, тень упала на лодку, и палуба начала ускользать из–под него. Лодка сотряслась, как будто уже собиралась развалиться, а затем поднялась высоко в воздух. Дорман ощутил в груди ужасающую легкость и, хотя она ничем не отличалась от ощущения падения, которое он испытывал в кошмарах и быстро опускающихся лифтах, но ощущение казалось бесконечным и по этой причине более пугающим.

Когда он обнаружил, что болтается в холодных водах залива, рядом с перевернутой лодкой, быстро удаляющейся от него в огромном водовороте пены, он понял, насколько ошибся.

Пугающе быстрый спуск в пустоту закончился. Но он сменился чем–то столь же страшным; теперь Дорман выбросил из головы все заботы о собственном выживании.

Джоан, оказавшаяся поблизости, изо всех сил старалась удержать голову над водой, отчаянно цепляясь за холщовую сумку, которую она взяла с собой в лодку — так же, наверное, она цеплялась бы за спасительный буй, если один из них бросили ей. Казалось невероятным, но это ей немного помогало, хотя сумка пропиталась водой и не могла долго поддерживать девушку.

Неподалеку другие головы покачивались на волнах, а мексиканский юноша, с которым боролся Дорман, плыл, энергично взмахивая руками, к перевернутой лодке, чувствуя прилив того, что, вероятно, следовало бы назвать диким оптимизмом сумасшедшего.

Глава 3

Когда Дорман увидел огромное животное, чувство кошмарной нереальности происходящего охватило его. Сейчас чудовище неподвижно плавало на поднимающихся и опускающихся волнах на значительном расстоянии от лодки, которую оно перевернуло; его огромное тело было почти на одном уровне с волнами.

Казалось, катастрофа с лодкой успокоила тварь, она больше не собиралась вставать на дыбы и наносить повреждения поверженному врагу. Отдельные пассажиры лодки чудовище не интересовали.

Было понятно, что с лодкой у существа связано лишь одно представление — маленькое опасное животное, животное, которое при всей своей малости, должно быть, казалось существу бешеным. Крошечные головы, покачивающиеся в море, и даже энергично плывущий человек, казалось, уже не привлекали зверя.

Или нет? Когда Дорман остановился и бросил взгляд назад, его беспокойство за Джоан усилилось; странное свечение, которое окутывало чудовище с самого начала, как будто становилось больше и ярче.

Внезапно свет распространился по воде быстрыми нитями пламени, которые выглядели словно огненные змеи, движущиеся зигзагами по штормовым волнам к перевернутой лодке и плывущему человеку.

Молодой безумец находился очень близко к лодке, так близко, мог бы удариться головой, если бы поднимающееся волна подтащила его еще ближе — и тут свет закружился над ним.

Пловец мгновенно исчез.

Затем Дорман поплыл прямо к Джоан, заставляя себя не думать об увиденном, пока не добрался до нее. Когда его рука коснулась ее руки, свет также закружился над ними.

На мгновенье он увидел лицо Джоан, залитое ослепительно ярким светом, увидел выражение ужаса в ее глазах и мокрые волосы, облепившие ее лоб, увидел свет, мерцающий у ее висков, и осознал: они оба вовлечены в это, и выбраться уже невозможно.

На мгновенье свет стал таким ярким, что Дэвид не больше не мог ничего увидеть; ему пришлось закрыть глаза, чтобы не ослепнуть. Свет продолжал его слепить, прожигая его веки, заставляя его чувствовать, что море и небо вот–вот взорвутся в единой вспышке, что земля станет такой же яркой, как солнце, огненный шар, крутящийся по космосу, и что затем эта яркость будет распространяться все дальше, пока не останется только огромное, неподвижное сияние, заменившее исчезнувшую Вселенную.

Затем свет погас так внезапно, как если бы огромная рука, обнимающая мир, затушила его; осталось только безграничное пространство тьмы.