Тварь у порога<br />(Сборник рассказов ужасов)

Погасив свет, мы подошли к двери и резким движением распахнули ее — и тут же почувствовали, как в лицо нам ударил сильный поток воздуха; кроме того мы явственно услышали затихающий вдали звук, точнее даже причудливую смесь звуков: это было то же загадочное шуршание, сопровождающееся нелепым хихиканьем и совершенно нечленораздельным бормотанием. В тот момент мы так и не поняли, сошли ли оба с ума, пребываем ли в полном душевном здравии, или же все это нам лишь только снится. И лишь одно обстоятельство было совершенно очевидно для наших вконец напуганных рассудков, а именно то, что это бормотание было не чем иным, как невнятной речью на голландском языке.

С того самого вечера все наше существование было отмечено знаком нарастающего ужаса и одновременно какой-то нелепой, зловещей зачарованности. Чаще всего мы объясняли происходящее тем, что все эти противоестественные эксперименты попросту постепенно лишают нас обоих рассудка, хотя нередко у нас возникало соблазнительное желание посчитать себя жертвами некоего жестокого и неотвратимого рока.

Между тем странные факты и явления стали настолько частыми, что все их невозможно было даже перечислить. Наш уединенный дом словно бы наполнился существованием невидимого зловещего существа, природа которого оставалась для нас совершенно непонятной, и буквально каждую ночь ветер доносил до нас со стороны болота этот самый демонический собачий лай, который с каждым разом становился все громче и отчетливее.

29 октября мы обнаружили на мягкой почве под окнами библиотеки чьи-то следы, хотя было совершенно невозможно определить, кому именно они принадлежали. Они оставались для нас столь же неразрешимой загадкой, как и орды летучих мышей, которые стали с беспрецедентной настойчивостью и во все возрастающем количестве осаждать наш старинный особняк.

Своей кульминации весь этот ужас достиг поздно вечером 18 ноября, когда Ст. Джон возвращался домой с какой-то отдаленной железнодорожной станции и был атакован неведомым плотоядным существом, чуть ли не в клочья разорвавшим его тело. Истошные вопли друга донеслись до меня, и я немедленно поспешил ему навстречу, однако смог застать лишь шелестящее хлопанье чьих-то крыльев, да заметить черный, размытый силуэт непонятного существа, промелькнувший на фоне восходящей луны.

Мой друг явно умирал, и потому не мог хоть сколь-нибудь внятно отвечать на мои возбужденные вопросы. Единственное, на что ему хватило сил, это на то, чтобы прошептать:

— Амулет… эта проклятая тварь…

После чего окончательно затих, превратившись в груду истерзанной, окровавленной плоти.

В следующую полночь я похоронил его в одном из заброшенных садов и прочитал над могилой одно из тех дьявольских ритуальных заклинаний, которые он так любил при жизни. В те мгновения, когда я уже заканчивал последние фразы, со стороны болота снова послышалось все то же лающее завывание огромной собаки. Луна ярко светила на небе, однако я не решился поднять на нее свой взгляд, а когда заметил появившееся в районе едва различимого болота громадную, расплывчатую тень, грузно перескакивавшую с кочки на кочку, то и вовсе закрыл глаза и бросился на землю, уткнувшись в нее лицом.

Не знаю, как долго я так пролежал, однако, наконец поднявшись, с трудом доковылял до нашего — теперь уже моего — дома, где совершил один из зловещих ритуалов почитания и преклонения перед нишей, в которой покоился тот самый амулет из зеленого жадеита.

Чувство страха не позволяло мне больше оставаться одному в этом старом доме на болоте, а потому уже на следующий день я переехал в Лондон — с собой я взял лишь амулет, всю остальную же нашу нечестивую и богопротивную коллекцию сжег, а прочее — закопал в саду.

Несмотря на это, через трое суток лай возобновился, а еще через неделю я поймал себя на мысли о том, что как только за окном сгущается темнота, постоянно ощущаю на себе чей-то напряженный взгляд. Однажды вечером, выйдя на набережную Виктории, чтобы просто подышать свежим воздухом, я заметил, как что-то темное на миг заслонило в воде световой блик одного из уличных фонарей. В ту же секунду я вновь ощутил резкий порыв ветра, и только тогда до меня дошло, что та же участь, которая постигла Ст. Джона, неотвратимо надвигается и на меня самого.