Твердь небесная

А скоро, как и предполагал Шлоттвиц, начался обстрел. Где-то вдалеке, верстах в пяти-в шести от сопки, вдруг один за другим стали подниматься беленькие дымки. Так стреляли самые дальнобойные гаубицы. Они действительно находились так далеко, на таком недосягаемом для ответного огня расстоянии, что японцы могли не опасаться открыть их месторасположение. И потому в их снарядах применялся дешевый дымный порох. Ни самих выстрелов, ни полета снарядов пока еще слышно не было. Но, несколько секунд спустя, донесся и их басовитый голос, по сравнению с которым рев гранат и шрапнелей, выпущенных утром японцами по деревне, мог показаться комариным писком. И тут же сопка вздрогнула вся от чудовищного взрыва, качнулась под ногами находящихся на ней людей, как палуба угодившего на мину корабля. За первым взрывом последовал второй, третий, четвертый.

Не дожидаясь следующего залпа, русская рота, что стояла под обстрелом, перебежала на противоположный склон. Но гаубица бьет навесом. Она может достать и противоположный склон горы при необходимости. И Шлоттвиц не стал дожидаться, пока их достанут. Он приказал всем немедленно отходить. Если до сих пор русское командование не послало в наступление ни единого батальона, рассудил он, то дальнейшее их присутствие здесь, на сопке, под огнем к тому же, не имело никакого смысла. Если бы их гибель могла хоть чем-то послужить на пользу общего дела, Шлоттвиц, вне всякого сомнения, остался бы на занятых позициях. Но он понял, что сверх демонстрации ожидать здесь каких-либо действий русской армии надежды нет.

Его предположение вполне подтвердилось. Когда батальон уже миновал разрушенную до основания деревню, пришел наконец приказ от самого Зарубаева – срочно возвращаться!

Действия прочих батальонов, выступивших вместе со Шлоттвицем, были не столь впечатляющими, но с точки зрения плана командования вполне удачными. Они вышли к японским окопам, вступили в перестрелку, где-то и атаковали неприятеля, но, встретив упорное сопротивление или отбитые, отошли назад. Их действия русское командование нашло исключительно полезными. Потому что они вполне исполнили поставленную им задачу – продемонстрировать наступление. Ничего большего от них не требовалось. А то, что сделал Шлоттвиц со своим батальоном, было уже сверх необходимого, не по плану.

Демонстрации, предпринятые на южном фронте, имели для русской армии весьма важное значение. Они не только не позволили японскому командованию усилить группу Куроки на правом берегу Тай-цзы-хэ за счет 2-й и 4-й армий, но заставили обеспокоиться самого командующего 1-й армией, – каково ему придется здесь с его малыми силами, если русские добьются успеха на левом берегу? Кстати припомнить, что всех войск у Куроки на правом берегу было вчетверо меньше, чем у Куропаткина. Японский генерал и сам ведь вначале не знал, какие силы ему противостоят. Понятно, что превосходные. Но насколько? – ну, может быть, в полтора, ну, пусть даже, в два раза. Не больше же. Но когда Куроки узнал, что русские превосходят его в четыре раза, он, натурально, оторопел, растерялся: куда же я лезу? и почему я еще не раздавлен? – подумал смущенный генерал. И он теперь не мог не опасаться, что, если не умением, то числом, все равно рано или поздно русские свое возьмут.

К вечеру 20 августа общая обстановка и на южном и на правобережном фронтах сложилась для японской армии довольно неблагоприятно. На юге, на этом сплошном полукольце русских траншей, бастионов, фортов, проволочных заграждений, японцы всюду были отбиты. Генералы Оку и Нодзу не имели больше сил продолжать атаки. Они несли весьма значительные потери. У них уже ощущался и недостаток в боеприпасах. На правом берегу генерал Куроки, хотя и отразил все атаки русских и отстоял важнейший пункт фронта – Нежинскую сопку, – сам атаковать даже не пытался. Сил почти не оставалось. Почему и рискованно для него это было в высшей степени – все равно как моське атаковать слона: можно, конечно, куснуть, если повезет, но ведь можно и угодить под слоновью ногу, – придавит и сам не заметит. И генерал Куроки, понимая, что положение его почти безнадежное, решил завтра же на рассвете отходить за Тай-цзы-хэ. А это значит, вместе с правым берегом уступить противнику и все сражение.