Твердь небесная

– А это уже вы, ученые, сами придумайте, что вы ему покажете. Китаец вон тот жизни своей не пощадил.

– Господа! – воскликнул Паскаль. Все это время он, затаив дыхание, слушал Егорыча. – У меня, кажется, есть идея. Кого, собственно, обирает Руткин? Не Мари, во всяком случае. А того, кто в состоянии платить. То есть господина Дрягалова. Значит, если он не сможет шантажировать Дрягалова, то вся его махинация утрачивает смысл. И вот что я придумал: я подам у себя в газете объявление о смерти господина Дрягалова!

Мещерин с Самородовым онемели от изумления. Егорыч ничего не понял, потому что ему никто не перевел сказанного.

А Паскаль продолжал:

– Как я понимаю, Мари нисколько не является его наследницей. – Его юридическое прошлое даром не пропало. – Потому что они в установленном законом браке не состоят. Думаю, это понимает и Руткин. А если не понимает, ему кто-нибудь из сообщников да объяснит. Следовательно, со смертью господина Дрягалова у Руткина не остается никакого интереса продолжать нынешнее свое вымогательство.

Когда все это наконец перевели Егорычу, он сказал русским СВОИМ друзьям:

– Вот, учитесь! Вот это голова. А Никифорычу до ста лет жить, коли его до срока кто схоронит. Примета верная.

Паскаль, выслушав в переводе эту реплику, принялся радостно, с воодушевлением о чем-то рассказывать Егорычу.

– Он говорит, – повторил за ним Самородов, – что полностью с тобой согласен. Его дедушку в молодости посчитали погибшим на войне. А он оказался жив-здоров. Так он и теперь, хотя ему восьмой десяток идет, вполне крепок. Кстати, воевал он как раз в Китае, тогда – в шестидесятом году, во французском корпусе. Ну ты рассказывал…

Егорыч согласно кивал головой. Паскаль продолжал что-то еще ему говорить.

– Он спрашивает, – переводил Самородов, – не будешь ли ты возражать, если он запишет это твое китайское приключение и тоже опубликует в газете? Французы любят читать всякие забавности. Но только ты расскажи, Егорыч, чем ваш поход закончился. Ему до конца надо знать все.

– А об чем рассказывать? – пожал плечами Егорыч. – Так и закончился: ничего этот наш посольский секретарь не добился и отступился от монастыря. Уж переживал как! – не приведи бог. С лица изменился. Глаза потускли.

– А ты не рассказал в посольстве об этом? – спросил Самородов.

– Да думал было… А кому расскажешь-то? С послом так запросто мне, хотя и унтеру, не повидаться. В русскую миссию можно было сходить к архимандриту. Да видите, как хитро сделал этот секретарь – он же недаром меня самого взял, а не другого кого, – знал, что службе моей конец. И только мы возвратились из похода из нашего, на следующий день меня и отправили прямиком в Кяхту.

Вечером семья опять собралась на совет, ввиду новых обстоятельств их дела. Василий Никифорович нисколько не воспротивился, узнав, какой трюк молодые придумали выкинуть. «А печатайте, – махнул он рукой, – чего там. Надо – так надо. Но я ужо явлюсь ему живым! Паскуднику! Потолкуем тогда…» Заговорщики рассудили, что новый их замысел, подсказанный Егорычем, ничуть не противоречит первоначальному плану. А совокупив усилия, можно было ожидать верного успеха. Так они и решили: Владимир и Алексей все-таки отправятся в Париж, как раньше уговорились, а Паскаль одновременно подаст свое объявление в газету.

Глава 3

В третий раз Василий Никифорович Дрягалов появился в Гнездниковском переулке – в московской охранке. Он, как ни был опечален, а усмехнулся про себя: вот зачастил, будто домом родным стало заведенье это; уж мне и отставную выдают, – так я теперь сам не отстаю, знай докучаю со своим.

Начальник охранного отделения, верный своему правилу оставаться признательным всем сотрудникам, в том числе и бывшим, принял Дрягалова с обычною любезностью. О парижском происшествии он уже знал: французская полиция, по его словам, немедленно известила русских коллег о предерзкой разбойничьей проделке революционера-эмигранта из России.

Выслушав рассказ Дрягалова, как ловко они придумали вызволить малышку из беды, Викентий Викентиевич оценил их план очень одобрительно и сказал, что непременно поможет Мещерину и Самородову с выездом за границу. Недельки через две он все постарается устроить. Дрягалова же он попросил быть в эти дни особенно внимательным к своим подопечным. И если их навестит какой-то визитер, из кружка, например, кто-нибудь, немедленно сообщить об этом в охранное отделение. Василий Никифорович обещался все это исполнить добросовестно и, довольный, откланялся.

А господин чиновник, едва от него вышел Дрягалов, тотчас написал некую записку, причем в конце, вместо подписи, аккуратно вывел слово «Верноподданный». Адресована эта записка была московскому обер-полицмейстеру. Чиновник вызвал секретаря и велел ему теперь же послать человека опустить бумагу где-нибудь неподалеку от Тверского бульвара.