Твердь небесная

– Ты не спеши! Больно быстрый… Всему свой черед, – ответил Егорыч. – Дай по порядку рассказать. Да и не в кладе дело. Разговор наш о другом вовсе… Что же вы думаете, я не спросил у него, у этого секретаря, прежде это же самое: как вы, ваше благородие, могли довериться полоумной и по ее наущению отправиться за тридевять земель сокровища искать? Мыслимое ли дело! Но он мне ответил, что у нее было доказательство верное – золотой перстень с драконьей головой. Такие, кроме как в Китае, больше нигде не выделывают. Из всех драгоценностей отцу ее только этот перстень и удалось сохранить. Вот как было. Он сказал, что меня за мое пособничество одарит по-царски, а себе не возьмет ни копейки – все повезет несчастной и ее сиротам. Ну, ладно, говорю, об чем речь, я – солдат, вы – мой начальник, мое дело маленькое. После этого разговора шли мы еще не больше дня, наверное. Господин секретарь все по написанному сверял местность, по заметкам, которые ему та полячка передала. И подступились мы, наконец, к одному монастырю. Их монастырю – китайской веры. А у них монастыри на наши очень похожи. Тоже ограда со вратами со святыми. Тоже церква внутри стоит. Только что колоколен нет. И крыши все прогнутые – и на домах у китайцев, и на церквах. У нас, коли крыша прогнута, значит, хозяин дурной, пьяница. А у них новые так строят. Такие уж люди… Встали мы, значит, биваком в полуверсте от монастыря. Предводитель наш в тот же день принялся опознаваться: давай шаги отсчитывать от каких-то одному ему ведомых примет. Я при нем состою. И вот идем мы с ним – он впереди, я следом, – шаги считаем. Идем прямо на монастырь. Подходим к самой стене. Вижу – его благородие недоволен чем-то. Сердится. Сызнова возвращаемся, откуда начали. Он прежде внимательно сверился со своими бумажками. Карандашом что-то там нарисовал. Опять идем. И опять в стену монастырскую упираемся. Будь она неладна! Он прямо уже весь побелел как мел – волнуется! И вдруг он, словно об чем догадался, побежал бегом в монастырь. Я не отстаю. В монастыре у входа в церкву сидят в рядок монахи в желтых платьях без рукавов, головы у всех голые, молятся что ли… Их не поймешь… Но отнеслись к нам по-хорошему. Его благородие спросил настоятеля. Вышел настоятель – такой же желтый, с голою головой китаец. Давно ли монастырь тут стоит? – спрашивает его господин секретарь. Пятнадцатый год оказывается только! Ведь как вышло?! – вы поняли? – монастырь встал аккурат там, где был зарыт наш клад! Что тут с их благородием случилось! У него будто язык отнялся. Ни жив ни мертв стоит. Я скорее ему водички подаю, да не берет – рассудок, видать, помутился. Напоил я его кое-как, да и увел в наш лагерь. Уложил в палатке. Как бы лихорадки, думаю, не приключилось, не приведи: здесь в глуши это верная смерть. Да вроде обошлось. Наутро он был снова молодцом. И сейчас пошел к настоятелю. На этот раз без меня. Но потом мне стало ясно, об чем они разговаривали. Господин секретарь просил настоятеля вместе со всею братией уйти из монастыря. Понятное дело: как доставать клад, как рыться в земле, когда тут хозяева? И он предложил им построить на свой счет новый монастырь, больший и лучший, но только где-нибудь подальше отсюда. Но настоятель – упрямый китаец – ни в какую: здесь мы жили, в святой своей обители, здесь и умирать будем. Уж он его и так и этак уговаривал. Но тот знай на своем стоит. И тогда наш главный придумал хитрость, как изжить ему непокорных. Он узнал прежде, что у настоятеля здесь неподалеку, верстах в ста, живет в селе старик-отец. И он с двумя нашими казаками отправился туда. По дороге он специально разыскал шайку мадзеев. И уговорился с ними, верно, за плату, чтобы они схватили старика и привезли его к монастырю. Так и вышло. Привезли мадзеи старика и спрятали неподалеку в пещере. И тогда наш господин секретарь сказал настоятелю, что, ежели он не исполнит все как требуется, не быть его отцу в живых. И послал ему косу старикову, как подтверждение своей угрозы. Да сказал, что в другой раз пришлет самую голову.

– Слушай, Егорыч, – не выдержал Самородов, – ты не сочиняешь, нет? На правду как-то это все не больно похоже. Прямо роман чистый – сокровища, разбойники, отрезанные головы…

– Ну, отрезанных голов не было, слава тебе господи, – продолжал Егорыч, нисколько не смутившись. – А вот настоятель-китаец и вправду жизни лишился. Ей-ей, не вру. Кручина по родителю его вконец извела. Сильно затосковал сердечный. Но и уступать своего не хотел. Взошел он тогда на стену на монастырскую и прямо у нас на глазах сиганул оттуда вниз головой. Дескать, от мертвого вам ничего не добиться, когда так. И отцовыми муками больше не испугать. Но главное, что теперь нет вам никакой надобности мучить старика…

Молодые люди догадались, что за мудрость содержится в рассказе старого солдата.

– Егор Егорыч, – с иронией сказал Мещерин, – ты что же намекаешь, что нужно послать в Париж голову Василия Никифоровича, чтобы показать Руткину, насколько мы презираем его шантаж?