Твердь небесная

По случаю проводов новобранцев в армию вечером на дрягаловской даче состоялся прощальный ужин. Причем Василий Никифорович в обычной своей манере не пожелал ограничиваться скромным застольем в узком семейном кругу, а решил отпраздновать важное событие широко, с размахом, истинно по-дрягаловски. Когда Мещерин попросил его, коли так, нельзя ли ему пригласить к ним двух знакомых по Москве барышень, кстати, и ему, Дрягалову, немного знакомых, которые теперь так же живут здесь на дачах в Кунцеве, Василий Никифорович ответил, чтобы приходили, это само собою, но если пожелают, если барышням неловко появляться одним, пусть приходят в сопровождении старших – с родителями или еще с кем.

Обрадованный Мещерин отправился к Тане и Лене. Девочки вначале переполошились, узнав, что их друзья завтра уезжают на войну, опечалились, но, видя, как беззаботно, с какою молодецкою удалью они относятся к солдатчине, успокоились.

Таня и Лена и правда пришли на ужин к Дрягалову не одни. Ну Таня, после всех потрясений, случившихся с нею, после всех своих домашних драм, понятное дело, вообще не могла пойти куда-то одна, а тем более к Дрягалову. Поистине только война была достойным поводом, чтобы ей войти еще раз в его дом.

Александр Иосифович, выслушав новость о Мещерине и его друге, не только не возражал, чтобы дочка отправилась нынче проводить их, но даже настоятельно ей это рекомендовал. Вместе с m-lle Рашель, разумеется. Больше того, Александр Иосифович с энтузиазмом отнесся к любезному предложению Василия Никифоровича пожаловать к нему в гости с девочками и их родителям, – он сказал, что это долг каждого добропорядочного гражданина проводить героев, оправляющихся на дальнюю чужбину сражаться за Россию с коварным врагом, и поддержать их высокий боевой дух отеческим наставлением. Екатерина Францевна же с ними не пошла. Она сама в этот вечер принимала гостей. С некоторых пор она увлеклась спиритизмом, и как раз сегодня у нее был сеанс. Причем проводить сеанс должен был известный германский спирит, приехавший ненадолго в Россию, как говорили, по приглашению какого-то великого князя, и любезно согласившийся принять приглашение Frau Kazarinoff посетить ее.

Танина подруга, Лена, тоже пришла не одна. С ней была ее мама. Как этого ни хотелось Леночке, но отговорить Наталью Кирилловну было совершенно невозможно. Если выходил случай показать публике свои туалеты, ничто не могло остановить ее сделать это.

К назначенному часу гости стали собираться. Кроме Тани и Лены с их родными Василий Никифорович пригласил еще каких-то своих кунцевских знакомых. И всех людей у него собралось порядочно.

Александр Иосифович под ручку с Таней прошел к дрягаловскому дому самою дальнею дорогой, через все дачи, не торопясь. Настроение его было отменным. По пути он веселил Таню всякими забавностями. Несколько раз что-то прошептал ей на ушко. И их едва ли можно было принять за отца с дочкой. Казалось, прямо-таки влюбленная пара вышла на вечерний promenade – зрелый, но моложавый, красивый мужчина со своею юною ненаглядною половиной. Позади них, подхватив юбки и не отнимая от глаз лорнета, плелась француженка.

В калитке дрягаловского двора сторож Егорыч встречал поклонами всех гостей. Когда мимо него проходил Александр Иосифович, Егорыч вначале было удивился чему-то, но затем с улыбкой по-военному поприветствовал его:

– Здравия желаю, ваше благородие!

Александр Иосифович, также вначале не обративший на служивого человека ровно никакого внимания, растерянно оглянулся на приветствие, встретился взглядом с Егорычем, тотчас отвел глаза и этак снисходительно произнес:

– Здравствуй, здравствуй, братец.

– Не дача прямо, а квартира лейб-гвардейского полка, – сказал он Тане со смехом, когда они прошли во двор.

Дрягалов, давно не дававший больших торжеств – не до них стало: беда беду родит, бедой погоняет, – тут уж дал волю природной своей широте натуры. Ему хотелось, чтобы все, и особенно господа дворяне, узнали, каково это праздновать по-настоящему. А настоящее празднество в его представлении было это когда шампанское вместо сельтерской идет, когда невозможно отведать всех закусок, потому что на восьмом или на десятом блюде насыщается уже и самый неугомонный чревоугодник, а его ждут еще с дюжину других блюд.

Когда все расселись на гигантской веранде за длинным столом, заставленным яствами так щедро, что гости-то за всем этим обилием были как-то незаметны, Дрягалов сказал: