Твердь небесная

Казариновы перебрались в Кунцево всем домом, со служанкой, поваром и кучером, сразу после того, как Таня получила аттестат. Александр Иосифович, позаботившийся вывезти семью на дачу насколько возможно поспешно, и не полагал, что те, от кого он старательно изолировал дочь, окажутся здесь же, в Кунцеве. И он вначале просто-таки опешил, увидев однажды Таню и Лену, прогуливающихся в обществе Мещерина и еще какого-то молодого человека. Присутствие же при них неотлучной дочкиной компаньонки – m-lle Рашель – привело Александра Иосифовича в еще большее недоумение. То, что женщина эта беспробудно глупа, ему было ясно с самого начала. Именно такая надзирательница за дочкой ему и требовалась. Эта, подумал он, будет исполнять его указания со стоеросовою последовательностью. Но, повстречав такую идиллию, степенно шествующую по Кунцеву, Александр Иосифович, на секунду растерявшись, усмехнулся: а не ошибся ли он в m-lle Рашель? – в том смысле не ошибся ли, что, принимал ее всего лишь за глупую, в то время как она совершенная безумица, если понимает его указания столь буквально и не препятствует нежелательным Таниным встречам с кем-либо, но только присутствует при этом.

Однако все опасения Александра Иосифовича развеялись, когда он узнал, какими судьбами здесь оказались студенты, и у кого они живут, и кто такой Дрягалов, и прочие подробности. И как незадолго до этого он поступил в случае с Таниною подругой Леной, рассудив, что коли уж она оправдана, то и ему не следует строжиться с ней, будто с государственною преступницей, также он решил относиться теперь и к Мещерину: если полиция не считает его личностью общественно опасною и прекращает по отношению к нему репрессивные меры, то для чего же ему быть католиком больше папы Римского, быть более верноподданным, чем сама полиция?!

Александр Иосифович, когда надо, мог быть и либералом. Почему бы нет? Он не стал взыскивать с дочери за продолжение этого знакомства. Больше того, он сам предложил ей пригласить как-нибудь Мещерина с другом к ним в гости, что и было исполнено немедленно. Александра Иосифовича вообще уже не страшили какие-либо Танины знакомства и увлечения, потому что судьба ее была решена. Alea jacta est [25], как сам себе сказал Александр Иосифович.

Когда перед Александром Иосифовичем встал вопрос, как бы избавиться от опасных дочкиных увлечений и саму Таню впредь оградить от опрометчивых поступков, он, между прочим, подумал: а почему бы не выдать ее замуж? Рано или поздно это все равно должно произойти. Так зачем откладывать? Дочь, как говорится, чужое сокровище. Но вместе с тем и просто так сбыть Таню с рук, как сбывают дочерей-бесприданниц, в планы Александра Иосифовича не входило. По его замыслу, эта жертва, кроме того что она предотвращает возможные неприятности, должна быть еще и очень полезной для их семьи в будущем.

Несколько лет тому назад старый знакомый Александра Иосифовича, и не просто знакомый, но человек близкий и доброжелательный, тот самый пристав одной из московских частей, что предупредил Александра Иосифовича о небезопасном Танином увлечении, Антон Николаевич Потиевский овдовел. Разумеется, одного только вдовства пристава было бы недостаточно для того, чтобы Александр Иосифович мог с уверенностью рассчитывать выдать дочь за него замуж. Но от него не ускользнуло, что Антон Николаевич где-то в последние полгода-год, бывая у них дома, смотрит на Таню с интересом, превосходящим обычное внимание человека зрелого к дитю. К тому же как раз в последние полгода он стал бывать у них почему-то чаще, чем прежде. Трудно даже предположить почему. Приедет так вдруг вечерком, посидит с часок с Александром Иосифовичем и Екатериной Францевной в гостиной, выпьет рюмку-другую коньяку и тогда назад. Несколько раз за это время он дарил Тане коробки, перевязанные лентами. И уже всегда просил ее спеть что-нибудь. Таня садилась за рояль. Антон Николаевич садился поблизости. А Александр Иосифович внимательно наблюдал за ними. Эти наблюдения позволили ему сделать вывод, что Антон Николаевич, пожалуй, скоро спросит у них руки Татьяны Александровны. Он поделился своими соображениями с женой. И Екатерина Францевна не нашла в этом ничего такого уж предосудительного. С ее точки зрения, это было бы очень даже лестное предложение для них: Антон Николаевич человек более чем обеспеченный, с положением высоким и прочным, который мог бы при желании устроить себе самую блестящую партию. Ее не смутило даже то обстоятельство, что у Антона Николаевича имелась дочь – аккурат Танина ровесница. Екатерина Францевна так рассудила: вряд ли теперь дочка Антона Николаевича долго будет оставаться в отчем доме; вероятно, она также выйдет замуж, и скорее рано, нежели поздно, и получится, будто ее и нет вовсе.