Старый дрягаловский знакомый, чиновник московской охранки Викентий Викентиевич шумно выдохнул через нос и довольно высокомерно, показывая, как он далек от забот этих невеликих людей, ответил:
– Есть в жизни такие высокие цели, для достижения которых средств не выбирают. Впрочем, вряд ли вы поймете…
– А свое дите отдали бы таким вот, как этот? – кивнул Дрягалов головой назад – в сторону Шарантона. – А, ваше благородие? ради целей-то высоких не пожалели бы свое дите? – спросил он, принимая от Викентия Викентиевича всхлипывающего в одеяле младенца.
Ответа не было.
– Вы, сударь, вполне изобличены, – сказал подполковник. – Вам грозит каторга.
– Почему вы думает, что мое правительство это допустит? – усмехнулся Викентий Викентиевич.
– Вы правы, – согласился Годар, – любое правительство обыкновенно покровительствует своим жандармам, полагая, что все их действия, даже и не согласные с законом, в конечном счете полезны для государства. Только вы забываете, что Франция – демократическая республика. И наше правительство очень дорожит общественным мнением. Я знаком с несколькими депутатами, в том числе и с оппозиционными, и, думаю, они обрадуются сделать сенсационный запрос – каким это образом русский полицейский чин осуществляет интересы своего правительства во Франции, нарушая при этом французские законы? Это чревато большим общеевропейским скандалом. Понимаете, какой ущерб может понести ваша страна в результате?
Викентий Викентиевич ничего ему не ответил, но спеси у него заметно поубавилось.
– Нам удалось захватить вашего главного пособника и тех людей, у кого вы прятали дочку господина Дрягалова, – продолжал подполковник. – Да вы это и без меня знаете. Сегодня же они все будут сданы полиции. А завтра, по их показаниям, полицейские начнут искать по всему Парижу некоего главаря этой банды вымогателей… понимаете – кого? Поэтому, если не хотите отправиться в Кайенну за компанию с сообщниками, у вас остается лишь ночь до завтра, чтобы убраться из Франции. Но, прежде чем сдавать Руткина и других полиции, мы возьмем у них письменные свидетельства против вас. И если вам вздумается когда-нибудь хоть как-то побеспокоить господина Дрягалова и его семью, эти свидетельства будут обнародованы, и тогда вселенского скандала, уверяю вас, не миновать. И жаркая Кайенна вам покажется желанным райским уголком по сравнению с ожидающею вас ледяною Сибирью.
Эпилогом этого дела стал суд над Руткиным и еще тремя французами, действовавшими с ним заодно. Старый Годар научил Руткина не говорить о том, кто руководил их бандой, а если он хочет получить наказание не слишком суровое, показывать следствию, будто его самого неволил какой-то крупный проходимец из России – грозился за непослушание извести его родню в Киеве. А кто он такой? – бог весть. Темная личность, одним словом. Подполковнику хотелось сделать этого русского жандармского начальника верным обязанным Дрягалову. Осудить его на каторгу было несложно. Но какая и кому от этого выходила польза? Вот он Руткину и внушил не раскрывать главаря. Тот, думая, что ему это выгодно, так и стоял на своем: не знаю, кто таков, документов его не читал, на именинах не гостил, не кумился… И получил, в результате, Руткин за все двенадцать лет каторги.
После суда Машенька призналась Дрягалову, что ей жаль Руткина – больно велик срок ему положили присяжные. Василий Никифорович и сам был того же мнения. Он сказал, что и вправду крест
Дрягалов никаких таких шумных торжеств с фанфарами и фейерверками по случаю счастливого избавления от бедствия не устраивал. Ну, банкет в русском вкусе – само собою, подарки для Годаров – тоже дело обычное. Но Василий Никифорович придумал забавное развлечение совсем другого рода: он предложил им всем поехать в путешествие в Америку. На его счет, разумеется. Ему давно уже хотелось взглянуть на эту Америку, – что за страна за чудесная, о которой столько говорят? Но из всех Годаров к предложению Дрягалова восторженно отнеслись лишь Паскаль с Клодеттой, подполковник же и его сын, адвокат Терри Годар, с супругой под разными предлогами отказались от дальнего вояжа. Впрочем, с Америкой у них ничего не вышло. Вдруг появились такие новые обстоятельства, что им всем пришлось ехать совсем в другую сторону.
Глава 8
Совершенно презрев собственные заботы и нисколько не считаясь с опасностями, Паскаль, не раздумывая, вступился за попавших в беду русских друзей. Клодетта могла быть горда за своего отважного, бескорыстного мужа. Но уже победив и отпраздновав со всеми вместе счастливое завершение их кампании, он наконец мог вернуться к своим обычным занятиям.
В пылу жестоких схваток Паскаль как-то даже уже и забыл думать о занимательной истории, рассказанной Егорычем, которую он собирался записать и опубликовать в своей газете. Но, разделавшись с врагами, теперь он все-таки вернулся к своему намерению.