Твердь небесная

Представляя Александру Иосифовичу командира боевой группы, некоего Мордера, Саломеев отозвался о нем как о беспощадном мстителе за кровь и слезы трудового народа и назвал его карающей дланью революции.Побольше бы таких людей, заметил он, и мы легко разрушили бы весь мир насилья до основания, свернули бы голову проклятому прогнившему царизму.

Чтобы отряд скорее добрался на другой конец Москвы, Саломеев распорядился выделить для этих народных мстителей четверо санок. Причем для Александра Иосифовича и Мордера он уступил на время личного своего возничего.

Когда Саломеев сказал, что повстанцам теперь подконтрольна большая часть Москвы и, пользуясь своим, пусть и временным, господствующим положением, они вольны вершить революционный суд над некоторыми немилосердными к простому народу прислужниками царизма, что и делают во всяком случае, Александру Иосифовичу пришло в голову воспользоваться возможностью и окончательно замести следы своего участия в прошлогодней драме в Кунцеве. Кто об этом может знать, кроме Потиевского? – рассуждал Александр Иосифович. Очевидно, никто. Потому что, если бы его роль в том происшествии была сыском обнародована, это уже стало бы известно всем: Мартимьяну Дрягалову, например, а значит, и его невестке Епанечниковой, а через нее и Тужилкиной. Но, судя по отношению к нему Лизы, она ничего порочащего честь и достоинство Александра Иосифовича о нем не знает. Да и сам Мартимьян ни о чем таком не заикнулся при их давешней встрече. Следовательно, и никто ничего не знает – Потиевский, рисуясь радетелем о душевном покое жены, не распространяется пока об этом. Но будет ли так всегда? Не случится ли приставу как-нибудь открыть эту тайну впоследствии? Дойдет же до него, что бывший друг благоденствует в Лондоне, позавидует, да и навредит назло – проговорится нарочно. Коли такое выйдет, Александра Иосифовича ждет натуральная катастрофа: эти лицемерные европы, неизменно предоставляющие приют беженцам из России по политическим мотивам, вплоть до бомбистов, наверно не станут укрывать объявленного в розыск уголовного преступника! Найдутся у них законники, которые, прежде всего, из соображений продемонстрировать и подтвердить собственное реноме «демократа», не преминут поднять вопрос в парламенте, как они это делали уже не однажды, и… hello Siberia! [35]Можно, конечно, затаиться и под вымышленным именем вести неприметное существование скромного рантье. Но ради этого он жизнь положил?! Ради пошлого бифштекса с пивом он прошел огни и воды за последние полтора года? а до этого еще целые десятилетия провел в потаенных надеждах и ожиданиях? Да он и без сокровищ занимал в отечестве положение, какое не всякий лорд занимает в своем опереточном королевстве! И что же, теперь, владея половиной богатств мира, ему и кухарки даже не нанять? – опасаться, как бы это не показалось кому подозрительным: откуда у беглого социалиста из России средства роскошествовать? И какие уж тогда высокие рауты со свободным входом для русской публики?! Разве только каких подонков принимать незаметно, украдкой, вроде этого товарища Сергея? Но какой тогда смысл в сказочном богатстве, если нет возможности жить в комфорте и демонстрировать состояние всему миру, и прежде всего ближним своим? Все эти опасения, сомнения побуждали Александра Иосифовича во что бы то ни стало исправить, устранить последнее остающееся для него опасным на родине обстоятельство, а именно избавиться от Потиевского. Тем более исполнить это, как оказывается, совсем не сложно.

Предводительствуемый беспощадным мстителем за все народные горести и страдания, санный поезд двинулся в объезд центра города: там можно было повстречать черносотенцев, и хотя повстанцы обычно не избегали во всяком случае давать отпор эти мне особенно-то храбрым мясникам-охотнорядцам, но теперь такая встреча была никак некстати.

Когда они уже порядочно отъехали от Пресни, Мордер спросил у Александра Иосифовича:

– Ты знаешь, где живет этот пристав?

Привыкший за последний год к почти неизменному «тыканью» в свой адрес, Александр Иосифович в таких случаях даже уже нисколько не оскорблялся, – в нынешнем его положении слишком непозволительной роскошью было бы нарушать душевное равновесие и тратить время еще и на обиды!

– Да там же неподалеку, на Большой Болвановке, – ответил он.

– Слышишь, Тихон! на Болвановку давай! – прикрикнул Мордер возничему.

– Зачем на Болвановку? – хватился Александр Иосифович, сообразив, что там же теперь живет его дочь! И мало того что ему никак не желательно с ней свидеться, так еще и крайне опасно приводить в ее дом целую разбойничью шайку: это и ей – жене пристава – смертельная угроза, и ему самому может не поздоровиться, если выяснится, что он этой семье человек отнюдь не чужой!

– А ты что, умник, хотел, чтобы мы полицейский дом приступом взяли? – насмешливо отвечал Мордер. – У меня нет армии, как у генерала Ноги, чтобы штурмовать порт-артуры! У меня людей в обрез. И я уж знаю, как ими распорядиться!