Твердая порода

Родные собрали деньги, и Кадермат приехал в ту деревню. Но у знакомого болотца увидел он пни. Тысячи пней вместо дубняка, все одинаковые среди густого папоротника и сныти, пни на десятки гектаров! Леса у деревень свели на нет немцы, боявшиеся брянских партизан. Люди, оставшиеся на оккупированной территории, использовали ближайший лес для восстановления сгоревшего жилья и на топливо. Потом огненный пал прошел по нашей земле вторично, когда немецкие орды в панике бежали на запад и жгли за собой все и вся.

После войны отстроились заново колхозы, государство заготавливало лес для степных районов. Нет теперь на этом месте раздвоенного дуба и молодой сосны, нет леса, только пни…

Часто снятся Кадермату эти пни. Снятся то в виде бесконечных надмогильных постаментов, то в виде трепещущих на ветру знамен, то в облике человеческих голов, торчащих из-под земли. И все эти головы — Соболевские, и все они смотрят на Кадермата и требовательно вопрошают: «Где знамя?»

Ужас сковывает Кадермата. Лежит он ночами без сна и вот уже принимает окончательное решение взять за два года отпуск, поехать снова на Брянщину, поставить у тех пней палатку и копать, копать, копать! Поднять в селе комсомолию, пионеров и с ними поискать. Но, может, тот пень заветный давно выкорчевали, а место распахали? Может, знамя нашли пахари? Да, надо снова ехать, а пока забыть бы все, не вспоминать. Пятнадцать лет прошло, пора. «И еще встретить бы простую работящую женщину, которая поняла б меня, — как бы я ее любил!» — думает Кадермат, завидуя Зубаирову и тому, с кем живет сейчас Зумара, и Тин-Тинычу с его сумасшедшей любовью, и беспутному Фархутдину, и даже Сапарбаю, который однажды намекнул Кадермату о снедающей его заботе.

8

Перед закатом солнца с буровой под руки привели Сапарбая. Тин-Тиныч с Фархутдином проводили его к палатке мастера. Райса и Зубаиров ужинали. Они выскочили из-за стола.

— Что с Ускенбаевым?

— А черт его знает, что с ним! — развел руками Тин-Тиныч. — Спотыкается и на все натыкается.

Мигая глазами, Сапарбай стоял молча.

— Слепой он, ничего не видит! — добавил Фархутдин. — Я ему подаю разводной ключ, а он, будто филин, уставил глаза мимо.

— Куриная слепота, — определила Райса, добавив: — И-их, и губит же вас эта буровая…

Не от хорошей жизни покинул Сапарбай степь и родной кишлак. Как у всех, у них был свой, хотя и саманный, дом, были овцы, пусть немного, другая скотина была. Однако аллах не дал здоровья его отцу и счастья самому Сапарбаю.

Вернувшийся с войны Ускенбай, контуженный в голову и раненный в грудь, пожил немного. Перед смертью он позвал к себе старшего брата Суенбая. «У меня в легких осколок снаряда, — сказал он. — Мои дни сочтены. Прошу: Сапарбая не обижай, научи грамоте, воспитай, вырасти его, жени. Не забудь, что он помолвлен с дочерью Жаксыбая из Карал-Тубы, помоги ему завести семью».

Ускенбай еще не расстался с жизнью, а Суенбай уже пошел по дворам приглашать людей на рытье могилы. Увидел отец Сапарбая односельчан с лопатами, приподнялся на постели — страшны были его глаза в тот момент — и тут же свалился замертво.

В памяти десятилетнего Сапарбая сохранилось немногое. Однако до сего дня сердце щемит оттого, что на второй же день Суенбай-ака загнал свой скот на их двор и, несмотря на плач матери и Сапарбая, забрал с собой все ключи от их сараев и кард.

«Все мне завещано!» — кричал он, кривя и без того кривой рот. Это запомнилось, а что означает «все завещано», Сапарбай тогда еще не понимал. Только потом уже понял, когда подрос.

После этого Суенбай-ака проторил дорожку между двумя домами — ужинал у себя, а ночевать приходил к ним. Из слезных сетований жены Суенбая мальчишка понял: будто и мать Сапарбая была «завещана» Суенбаю. Выходит, Суенбай-ака стал отчимом Сапарбая?!

Мальчишке хотелось учиться вместе со своими ровесниками, но Суенбай-ака о школе даже не вспоминал. С двенадцати лет он стал посылать Сапарбая пасти лошадей. Незаметно промелькнули юношеские годы, и пришло время Сапарбаю узнать, что в соседнем селе Карал-Тубе в роду Жаксыбая живет его нареченная Райхана.

Ему еще не было восемнадцати, когда он верхом на скакуне съездил на смотрины девушки. Райхану увидел со стороны, когда та несла воду из реки. Не понравилась. Высокая девушка со сросшимися бровями и тонкими икрами. В своем кишлаке он не рассказал ни одному парню, что есть у него такая длинноногая невеста. Не заговаривал он о Райхане и дома. Только бабка Сапарбая — восьмидесятилетняя старуха, повязанная под шапкой шалью, сидя на кошме, жаловалась: «Скота нету, калыма нету. Наверно, не увижу невестку Райхану, весной расстанусь с жизнью».

Она целыми днями повторяла, как молитву, эти слова и в самом деле весной скончалась. Вскоре умерла мать, и остался Сапарбай один на всем белом свете.

Следующим летом он увидел свою Райхану на скачках в игре кыз-куу. Вернее, на сей раз Суенбай-ака завел его в юрту отведать кумыса. Кумыс в пиале преподнесла сама Райхана.